ГЕФСИМАНСКИЙ САД
Ночь сошла духовной духотою.
Сад столь тяжело благоухал,
Что как будто смертною средою
На мгновенье бытия предстал.
И Христа молитва пламенела
Нитями незримого огня.
А учеников сморило. Тело
Слабовато. Утомленье дня.
А Христос молился… даже камни
Тут слезами изойти должны
От густейшей, тяжкой, стародавней,
Общечеловеческой вины.
Факелы потом потьму разъяли,
И Иуда с римлянами шел.
Небеса, безмолвствуя, вбирали
Смрадного предательства глагол.
И Петра Иисус остановивши,
Молвил: Я сойду во гроб, и я
Из него восстану силой высшей,
Славой высшей – инобытия.
И ко мне на суд пойдут столетья
И все люди в надлежащий час. –
Ибо я не буду безответен
К сердцу сердца каждого из вас.
ЖИЗНЬ ИИСУСА
Жизнь Иисуса – оправдание земли.
(Штраус, Шлейермахер – всё напрасно,
объяснить, конечно, не смогли
тропы жизни, явленной так ясно.)
Ангелы ведь пели у пещеры.
Мерно шли волхвы и пастухи.
Путь в Египет – золотые сферы.
А кругом гудят, ревут грехи.
Вход в Ершалаим – великий город.
Пункты все пути вмести душой!
Тайной вечери тяжёлый голос,
И Христа предсмертный непокой.
Притчи – те всегда амбивалентны.
Но Нагорной проповеди лад
Даст законы – те, что несомненны.
И – не повернуть уже назад.
Сколь мы будем следовать законам?
Но – в саду опять лишь рвём плоды,
Полагая нагло – в мире оном
Быть не может черноты беды.
Как звучит Моление о чаше
Не узнают люди никогда.
Тайники времён – едва ли наше
Дело - нами правит суета.
Суд Пилата и солдат насмешки,
Той дороги ужас шаровой.
От распятья свет – сильней, чем вешний
Для людской реальности – больной.
СРЕТЕНЬЕ
И луч просиял сокровенно
Над матерью и стариком –
Младенца вот так несомненно
Приветствовал он, невесом.
И сила небес воплощалась
В рождённом – и нежной была,
И в ней совмещались и жалость
И строгость. И сила – светла.
Старик, измождённый годами,
Младенца воспринял из рук
Марии. И глухо рыданья
В себе подавил – образ мук
Он видел – и видел величье,
И кротость, и сумму чудес.
( В лице старика нечто птичье,
а храм – он огромен, как лес.)
Старик, находившийся в храме
Всё время, - дождался: сбылось
Пророчество. Страшно руками
Касаться грядущего. Ось
Менялась реальности ныне.
Луч тонко и точно сиял,
Поскольку он шёл от твердыни,
Какую - никто не познал.
И сонно сопевший младенец,
Рождённый в спасение нам,
Белея лицом будто месяц,
Был узнан. Величествен храм.
В нём числа и код алфавита,
Он сам – мироздания часть.
(нам данное – нами забыто,
над нами – треклятая власть.)
Старик уходил, И у двери
Он стал, задержавшись на миг,
Грядущее видя, и веря,
Что правду свершенья постиг.
КРЕСТ
Жирный воздух, чрезвычайно плотный.
Меж домами – скорбная тропа.
Истекая страстностью животной,
Пахнет потом пёстрая толпа.
Во дворце, роскошном и помпезном,
Римский прокуратор пьёт вино.
Он казался всем вокруг железным,
Но изводит совесть всё равно.
…капли пота, капли крови быстро
скатывались в капсулы в пыли.
До горы желтеющей – не близко.
Вон, мерцая, выросла вдали.
Город серо-чёрный и зелёный
Остаётся позади сейчас.
Мир, сплошной жарою воспалённый,
Будто ей же выдавлен из глаз.
Будто ничего не остаётся,
Кроме силы смерти. Ничего.
Будто всё спалит сегодня солнце,
Серый пепел справит торжество.
Но крестом открыта перспектива,
Рвётся к небу средний, стержневой.
Он сияет ярко, некрасиво –
Силою сакрально-неземной.
Он в себя вбирает всё на свете,
Чтобы дать иную высоту, -
Чтоб все были радостны, как дети,
И отвергли грех и суету.
