Лиля
Все рядили, гадали – убили ли?
Так ли лег после выстрела в грудь?
А лицо белым – белым у Лилии –
Ни всплакнуть по нему, ни вздохнуть.
Не успел. Не хотел. Не состарился.
Не остался, но в шепоте стен:
Лилька, как без тебя я измаялся!
Что ж наделал ты, глупый мой Щен…
Ни вдова, ни жена, ни любовница,
Только ближе ее не сыскать –
Королева ли, друг ли, поклонница,
И наверно немножечко мать…
Он придумывал женщин букетами,
И бумажными ими сорил,
Ах, как просто все это с поэтами –
Напридумывал - и полюбил.
И стихами – ступенями гулкими
Поднимал их до омута глаз,
И кружилась Москва переулками,
И сжималась от бархатных фраз.
А ему задыхалось без нежности,
А ему без любви не спалось,
И созвучия гимном мятежности
Пролетарскую славили злость.
Лишь она улыбалась мучительно –
Боже мой, как он слаб и раним…
И любимой была, и учителем,
Даже если была и не с ним.
Под скандалы, под слезы истерики
Он у женщин просил одного -
Чтоб от Азии и до Америки
Не дышалось им без него.
А последняя… - девочка бедная,
Как же юность твоя не мудра –
Он придумал - любовь безответная!
Он хотел, чтоб больнее беда…
Завещания – письма написаны,
Роль – актеру, мазком ляжет грим,
Он ведь сам сочинил эти истины,
Что ни старым умрет, ни смешным…
Не заплакала – сузились плечики
Лба коснулась холодной рукой…
...Надрывались мальчишки – газетчики:
Маяковский
покончил
с собой!
Высоцкий
Он с собою забрал
Звук,
И серебряных струн
Звон,
И оглохла Москва
Вдруг,
Продавив через горло
Стон…
Продавив через горло
Боль.
В онемении пальцев
Рук,
Все текла по щекамСоль,
Словно каждому он –
Друг.
Словно каждому он
Мог
Распахнуться навстречу
Весь…
До сих пор он, кому-то,
Бог,
И по-прежнему многим –
Здесь.
И по-прежнему многим
Хрип
Намагниченной ленты –
Свет…
Нет, не умер, твердят –
Погиб!
Нет, не бард, говорят –
Поэт!
И еще говорят:
Жил –
Гнал коней, не боясь,
Влет!
Мол, кололся и много
Пил…
Только знаю я – кто-то
Лжет!
Только знаю – не в этом
Суть –
Пустословием горло драть…
Он же просто не мог
Уснуть –
Все боялся страну
Проспать.
Все боялся недо-
Сказать,
И ломился аккордом
В мир,
И не петь он хотел –
Рыдать,
Разрывая канаты
Жил…
Разрывая у легких
Плоть,
И в объятия, в жадность
Рук –
Чтобы в вены любовь
Колоть,
Сердца выстрадав каждый
Стук.
Чтобы выстрадать каждый
Вдох,
Не стихами – самим
Собой –
Сколько раз он бывал
Плох,
Когда сердце давало
Сбой!
Возвращался, чтоб снова
Петь,
Как хотите – судьба…
Стезя…
Он кололся и пил?
Не сметь!
Значит, было иначе
Нельзя.
Значит, было зачем
Сгорать,
Ведь не плюшевый –
Из узлов!
Пальцы в кровь, чтоб играть –
Кромсать
Хриплым лезвием рифмы
Слов.
Отпустили… и он
Ушел –
Молча траур по телу
Выл,
Я проститься
Не подошел –
Где-то рядом душою
Стыл…
… Я сегодня по возрасту –
Он,
Даже старше, считай,
Чуть-чуть…
Только песням его
С похорон
Все твержу: Ну, еще
Побудь…
Гумилёв
Булыжная кладка в укусах ранений,
Распятнана бурая скользь,
И сколько осталось той жизни мгновений -
До “пли!” от команды “готовсь!”?
Спина приготовилась к боли касаний –
Расстрельного взвода стволы
Наметили точки сквозных попаданий
От пояса до головы.
Кончается жизнь так предсказано - странно,
До края – десяток шагов…
Простишь ли меня ты, когда-нибудь, Анна
Ахматовской грустью стихов?
До золота Осени не дотянуться,
Рассветом слезятся глаза,
И хочется к смерти лицом повернуться,
Да ладно – нельзя, так нельзя.
А Блок уже умер, недавно и страшно,
В постели и бледно-худой.
Не ладили… впрочем, теперь и неважно –
Встречай, я иду за тобой.
Вот только оставлю поэмы и грезы,
Жирафа у озера Чад,
Своих Капитанов, Дожди сквозь березы,
И ленты военных наград.
Оставлю Русалку, Принцессу и Думы,
Две розы, Сомнение, Сон,
Осеннюю песню – о чем я здесь думал,
И как был когда-то влюблен.
Вот тенью мелькнуло подобие темы,
Но рифмы уже не сложить –
Про заговор, честь, невозможность измены…
Ну, дайте минутку пожить!
Рождаются строчки, но поздно… Как поздно!
У смерти нет повода ждать –
Затворы пролаяли глухо и грозно…
На чем бы стихи записать?!
… Не падал – за камни цеплялся ногтями,
Коленями Землю прижав,
И путались мысли взахлеб со стихами…
… И плакал бумажный жираф…
