Художник Крамской. Неизвестная
Это просто зима…
Воздух матово полупрозрачен,
А по желтым домам
Хрупкий иней намерз бахромой,
И с окна – полотна
Как же он невозможно изящен,
Этот девичий стан
Неизвестной… знакомо - родной.
Город небом распят,
Город Невским проспектом замкнулся,
И размыта пастель,
И забыт кистью Аничков мост,
Ах, как холоден взгляд!
Будто сердцем на льдинку наткнулся -
Неужели Апрель
Никогда не войдет в этот холст?
Или может она
Так надменна своей красотою?
И изогнута бровь
Под роскошной опушкой пера,
Что она - как весна,
Так юна, так прекрасна собою,
Словно Ангел – Любовь,
Снизошедший на город Петра…
Синей ленты атлас,
И пальто с соболиной отделкой,
Тяжесть жгучих волос
Грациозно заколота в плен,
А агатовость глаз
Распахнулась
Васильевской стрелкой,
Где неласковый плес
Зацелован гранитостью стен.
Нет, не верится мне
Ни в надменность и ни в отрешенность,
Ее женской души
Не коснулась расчетливость льдом,
Просто на полотне
Она спрятала взглядом влюбленность,
И наверно мечты
О единственном принце своем…
Я смотрю на портрет
И невольно ему улыбаюсь –
Точно так же вчера
На меня посмотрели и Вы,
Пусть ему столько лет,
Но я снова сегодня пытаюсь,
Глядя в эти глаза,
Угадать в них начало любви…
Ксения
Только ахали вслед – хороша!
Красота-то какая иконная…
И от слов замирала душа,
И сердечко сжималось смущённое.
Торопилась, зардевшись, уйти,
Да в светлицу - в своё одиночество,
Улыбалась – как сладко в груди!
Ах, царевна… ах, Ваше Высочество…
Оплывая янтарной слезой
Плачут свечи за чьё-то прощение…
Не любуйся своей красотой,
Не смотрись на себя в отражение!
Этих глаз непроглядная ночь,
Эти косы тугие и жгучие…
У судьбы твоей, царская дочь,
Песни грустные и тягучие.
И нельзя ничего изменить,
Хоть душа у тебя белокрылая,
Как же Господа трудно любить
Если доля твоя – несчастливая.
Вышивала, слагала стихи,
Всех прощая, молилась за здравие…
Но копились приданым грехи
За жестокость отца и тщеславие.
Отражалась в полоске зари
Кровь невинно убитых стократово,
Ну, зачем Годунову – в цари?
И как жить тебе внучкой Скуратова?
За родителей детям ответ,
Разве царская дочь – исключение?
Будет слабым не греющий свет
В монастырском твоём заточении.
Можно Бога за это корить,
Отрекаясь, безбожием мучиться,
Но иначе Ему нас любить
Как завещано не получится.
А пока в полутьме шепоток:
Хороша! Ай, да чудо татарское!
С худородных, а прямо – цветок!
Красота-то действительно царская!
Но когда Русь взорвётся от смут,
И наступит пора очищения,
Те же люди тебя отведут
К Самозванцу на блуд и глумление.
От стыда задыхаясь в слезах,
Будешь биться как птица отчаянно,
Кровь - полынь на распухших губах
Смоет грех и Иуды, и Каина…
Так хотелось покончить с собой,
Но тогда и отец – без прощения…
Я тебя называю Святой –
Бедной девочкой с именем Ксения...
Летний ливень
Летний ливень, звенящая дрожь –
Белостенное водопаденье…
Ты стоишь, и вдыхаешь, и пьешь
Этот дождь своего вдохновенья.
Воздух слеп… Воздух в ливень одет,
Он как дробная, влажная нота –
Бьется в ткань золотых эполет,
И темнеет на них позолота…
И бледнеет обрызганность щек,
И курносость задиристо вздета…
А в пятнадцати метрах щелчок –
Палец взводит курок пистолета…
Вечер пальцами тронет виски,
По губам проведет, по улыбке…
Как же больно душе от тоски,
Как тревожно, промокшей до нитки.
Да стреляй же, в конце-то концов!
Так нелепо, наверное, это –
Погибать из-за нескольких слов,
Потерявшихся в памяти где-то…
А ведь он, в самом деле, взбешен –
Голубые глаза на пределе…
И влюблен - значит, ты не прощен…
Значит, выстрелит, в самом деле…
Надо первым… как холоден ствол –
Тело сковано, ливнем зажато…
Замирает… и снова пошел,
Целясь выше – по створу заката.
Выстрел выплюнул пулю в дожди –
Есть секунда забыть и обняться…
Что ты делаешь – подожди!
Будет повод серьезней стреляться!
В безоружного… в эти стихи?
Хладнокровно, вальяжно и “смело” –
И не дрогнула подлость руки…
И отбросило выстрелом тело…
…А ты знаешь, придется нести
Память - крест затяжными дождями.
В ливень Лермонтову: Прости!,
Помертвевшими вмиг губами.
