Был у меня в жизни эпизод, который, я думаю, вполне можно назвать критическим: ра-зо-ча-ро-ва-ни-е. Что поделаешь, видимо, возраст подошёл. Мне тогда двадцать семь стукнуло, а с восемнадцати я уже замужем. Два взрослых сына – одному почти восемь, другому скоро три. Куда ни кинь глаз – кругом одни заботы да вечные сумки. Даже чёлку, что так и норовит закрыть второй глаз, не хватает сил сдуть.
А тот глаз, что всегда закрыт, так это писк моды. Помните ту моду? Была, была! Все с фильма началось, то ли «Бабетта», то ли «Крыша Парижа» – теперь уже и сама не помню! Всё безжалостно начёсывалось вверх, а то, что оставалось – сумасшедшая чёлка. Но я сейчас не про моду, не про красоту и даже не про любовь.
О-о-ох! Дикая пустота меня обуяла. Сплошные бега! Кругом одна! Такое чувство, что у меня не два сына, а целая дивизия, и за всех в ответе я одна. И походка стала, будто жираф прячет свою голову в сумку кенгуру. Ощущение вечной вины оттого, что мало времени, мало денег, мало молодости, мало красоты и почти нет мужа… У него со всех сторон работа: командировки, отчёты, проверки, сдачи объектов. И всё-всё-всё на его плечах. Кроме жены, детей и наших интересов.
А ведь была я когда-то самая-самая-самая! Самая красивая в школе! Самая толстущая, длинная коса и самые густые ресницы. И при споре «чьи ноги лучше» – лучшими были вот эти самые – мои. Всё было, было-было! Ничего не придумываю. И вот вдруг горечь во всём организме. Всё чаще, вроде нечаянно, слышала: «А есть ли у тебя муж?» «А как же? Ведь у меня два сына», – так отвечала я. Никто ни разу не усомнился, а не два ли у меня мужа? Это к слову. А когда сыны уже спят, он тут как тут, мой «вечный добытчик». Глаза бы мои его не видели. Устала… Вечные сумки, вечные дети, вечное безденежье и бесконечная экономия, которая должна быть, ох, как экономна.
Я ведь сама знаю – вся жизнь у нас в полосочку. Но, видно, тёмные уже кончаться стали, и что-то внутри тихо запело, вроде, как рассвет забрезжил. А может, под чёлкой третий глаз приоткрылся? Слышали про такое? Говорят, после критических ситуаций случается. Или просто весна из души выпархивать стала. Одним словом, все удачи и улыбки стали собираться в моей душевной копилке, а моя вся озлобленность начала растворяться!
…И вот, уложив своих деток, с тайной надеждой, что я ещё ничего, ещё не совсем старая, тут же приступаю к своему усовершенствованию. Втискиваюсь в платьице весёленькой расцветочки, сшитое, как говорят, при Царе Горохе (которое, того и гляди, брызнет по швам), натягиваю колготы, на ходу всовываюсь в почти новенькие свадебные туфельки с каблуками в пятнадцать сантиметров и - вперёд. Прыгая через ступеньки, на ходу по памяти крашу губы и на рынок! Благо, он у нас через дорогу. Прикуплю чего-нибудь особенного для всех нас. Ну, и ему…
Голову держу высок, грудь – вперёд, животик глубоко в себя. Не торопясь, как на подиуме, переставляю свои (на пятнадцать сантиметров длиннее) ноги. Без привычки левая ножка так и западает за правую, и наоборот. Но это не главное! Вы и представить себе не можете, какова она, то есть, я. На все сто! Держусь молодцом. Глаза и ногти ярко горят. Ногти я уже на ходу маханула лачком, пока туфли отыскивала.
Вы даже не представляете, где я эти туфли нашла. А в кастрюлях на антресолях! Когда-то только кастрюли и их крышки были самыми громкими игрушками моих подрастающих сыновей. Бум-бум-бум! – стучали они по кастрюлям каблуками моих туфель вместо барабанных палочек. Было время!
Теперь меня этот звон прошлого прямо-таки возбуждает. Я лечу! Нет, я порхаю! И вокруг себя незаметно поглядываю на реакцию со стороны. Ага! Пялятся, пялятся… во все глаза пялятся, и всё на мои ноги. Перешёптываются, уже даже пальцами показывают. Мол, обратите внимание… Видно, годы не смогли погасить красоту! Я прямо ни жива ни мертва… Прошлась, нет, прогарцевала вдоль рынка и обратно домой.
Когда понемногу разум стал возвращаться в покинутую им голову, и я вернулась к прежнему земному состоянию, то тут с ужасом осознала, что не только голову, но и кошелёк, оставила дома. Но на данную минуту это уже не было для меня главным. Я пребывала в новом жизненном состоянии, вроде, как реанимированная.
Возвратилась домой с демонстрирования себя, а сыновья меня уже с нетерпением ждали. Пристыженная собственным счастьем, я с ходу стала и им счастье устраивать: разложила на диване доску и объявила шахматный турнир. Удобно разместились: младший, как всегда, на моих коленках, старший - с умным лицом напротив. Он прямо с первых же ходов стал у меня выигрывать.
От такой прыти я, видно, разволновалась и начала своей наманикюренной ручкой нервно колготки теребить. А ярко накрашенный ноготок всё за что то цепляется. Тогда я мимолётно свой глаз из-под чёлки вниз – зырк и… О ужас! В центре, на самых сгибах голеностопных суставов, колготочные пятки, словно грудки, торчат. Сразу перед глазами кинолентой мой променад по рынку проплыл. И тихий шепоток вспомнился, и все пальчики прохожих, что на меня указывали, ярко предо мною промелькнули. И тут хохот меня обуял. Мне так весело стало. Сижу и хохочу себе от души. А дети мои так любят свою маму смеющейся. А как я люблю своих хохочущих деток. Их совсем не интересует повод для моего веселья, главное для них – мама смеётся!
Господи, да как хорошо-то! Старший выиграл… Какой умный! Младший совсем взрослым стал. Трогает ручоночкой мою чёлку, норовит открыть мой второй глаз, и всё громче и громче мы хохочем. Я их целую и всё острее ощущаю счастье, гордость и огромную, непонятно откуда свалившуюся радость! Господи, да как же нам хорошо! Какие у меня необыкновенные дети! Все в него – в моего! Ах, до чего всё же эта жизнь прекрасна и удивительна!
