* * *
Есть, что есть, а другого не будет.
За отчаянье, может, осудит
Вечер, ветер, не знаю кто.
А бывает – витраж заплачет,
Это тоже так мало значит,
Я уверен на все на сто.
Есть, что есть, а другого не будет.
Солнце грянет в роскошный бубен,
Разлетятся звуки-лучи.
Отчего же душа стенает,
Воздух спрашиваю. Не знает.
Он молчит. Ну и ты помолчи.
* * *
Докурю до рассвета
Последнюю сигарету.
И в город какой-нибудь утром уеду,
Где не бывает лета,
Где только зима,
Крупитчата и весьма.
Где старые-старые, преимущественно жёлтые
Стоят дома.
Где один вокзал,
И в нём можно наступить на курицу.
Где мартовская вода
От солнца жмурится.
Докурю сигарету,
И уеду, уеду…
* * *
Чужие уксус, виноград и желчь
Ты через книги постигаешь.
А Скалозуб мечтал все книги сжечь,
Но ты по правилам другим играешь.
И снова раскрывается тебе
Чужая боль - что кровяная жила.
Как будто свет, что даден по судьбе,
Вдруг жадно забрала могила.
Не прав ли Скалозуб? Шарахнет вдруг.
Помимо книг, окрест хватает жизни.
И книга выпадет из рук,
Как будто в ней слова донельзя лживы.
* * *
По синему круглому снегу
На осликах едут волхвы,
Что верят прозрачному свету
Звезды, жаль не видели вы.
Другие спешат на верблюдах,
Мерцает простор тишиной.
Звезда, всех ведущая, чудо
Пророчит в реальной, земной
Обыденной жизни, и кругло,
И крупно мерцают снега.
Нам холодно было и трудно
Под властью врага.
Мы все - ко Христу, ко пещере
Ко свету под светом звезды.
И я? Даже я? Я не верю,
Я мал, недостоин! – и ты.
* * *
Они уже не спасают –
Ни Гёте, ни Диккенс, и кто ж
Спасёт, коли месяц вонзает
В окно моё острый нож?
И душа, как бумага, надорвана,
На такой неохота писать.
И пространство двора обглодано
Темнотою. Страшат небеса.
И такое моё состояние
Отвратительно мне.
И вином зачеркнув сознание
Плачу я о своей вине.
* * *
А ты живи, с судьбой не споря,
Входи в предложенную дверь.
И чем чернее было горе,
Тем ярче будет счастье – верь.
