Лето в разгаре
Лето в разгаре, а листья уже пожелтели,
Первые листья, уставшие ждать тишины,
Крылья бы им, и они бы тогда улетели
В дальние страны, где долгие зимние сны.
Я бы за ними..., мне выспаться хочется тоже -
Только во снах становлюсь я на время собой,
Но возвращаюсь обратно, где всё непохоже,
Где всё не так в этой жизни, и где я чужой.
Плачут рассветы холодной росою на травы,
Трогает осень ночами поверхности вод,
Там, за дождями поймём мы как были неправы
По отношению к тем, кто нас любит и ждёт.
Мне бы напиться дождями, умыться росою,
Смыв с себя пепел чужих и взаимных обид,
Только вот знаю, что там, над моей головою,
Может быть, кто и поверит, но вряд ли простит.
Ветер сдувает с ладони песчинками годы,
Сфинксы молчат, и бездонно молчанье веков,
Где-то за будущим эхом слепой непогоды
Прячется голос моих не озвученных слов.
Я бы сейчас мог бы выкрикнуть это сильнее,
Только зачем, если хочется стать тишиной,
И прошептать:- «Люди..., будьте друг к другу добрее,
Будьте с другими такими, как сами с собой...»
Им никто не сказал
Им никто не сказал, что по сути они — все художники,
Каждым шагом своим, словно краской, касаясь холста,
(И на первый — второй: эти веруют, эти — безбожники),
Мажут кистью — судьбой по прозрачному лику Христа.
Им никто не сказал, что цвета — это, в общем-то, главное,
Чем светлее и ярче, тем больше на свете весны,
А у чёрных глубин и в зрачках что-то больно-печальное...
То, что лечат вершины восторгом своей белизны.
Все поступки и мысли — основа как белое/чёрное,
Интонации слов — это ноты и полутона -
Добродушное, милое, злобное, глупое, вздорное
На холсте Человечество пишет свои имена.
Этот любит оранжевый цвет и с утра улыбается,
Этот будет грустить, наблюдая за серым дождём,
А кому-то, на синее глядя, наивно мечтается,
Что все беды на свете мы всё-таки переживём.
Здесь, под сердцем, у них и мольберт, и палитра, и кисточка,
Просто нужно понять, что художник не кто-то другой,
И пускай жизнь обычно непрочная тонкая ниточка,
Но, бывает, ложится на холст словно луч золотой.
Я и сам умудрялся творить только чёрным по светлому,
И разбрызгивать грязные пятна на чей-то эскиз,
Мне успеть бы теперь к своему отпечатку портретному
Лучик солнца найти, не роняя ни капельки вниз...
Нисколечко не жалко
Нисколечко не жалко, что не я
В твоих стихах на листиках блокнота,
Вчера полночи ты писала что-то
Заветное, увы, не про меня…
Устроившись уютно в полутьме,
Ты представляла, как это случится,
Что будешь, непременно, ему сниться,
Высокому, красивому – не мне.
Откидывая черную волну
Прямых волос, струящихся на плечи,
Ты улыбалась, представляя встречи,
Роняя диалоги в тишину…
Ах, сколько откровенности в словах!
Ты даже строго вскидывала брови,
И оживали призрачные роли,
Написанные ночью на губах.
Я даже знаю, как он синеглаз,
И чуточку насмешлив, если в меру…
И вот уже тоскующему телу
Смущение девичье не указ.
Спускается как лесенка строка,
Он ближе с каждым словом, и роднее.
И показалось? – стала, вдруг, смелее
Лежащая на талии рука.
Нет, не заметен переход границ,
Когда стихи сливаются со снами,
Где вы вдвоем плывете облаками,
Счастливые, среди парящих птиц…
А я не сплю – с годами сон не всласть,
Курю и грею стылый подоконник,
И ничего, что я не твой поклонник,
И не хочу твою любовь украсть…
Мы просто на отдельных этажах,
Я выше – и мудрее, и взрослее…
Но каждый год наверх чуть-чуть грустнее –
И я ведь был когда-то в чьих-то снах…
