В детстве моем всегда было много животных – собаки, кошки, птицы. Однажды в суровую читинскую зиму мама – она работала дворником – подобрала на улице замерзшего воробья. Принесла в кармане фартука, положила на печь – он и ожил. Назвали его именем горьковского воробья – Пудик.
Первое время вел себя, как обычный жид. Прикидывался нищим, постоянно благодарил за пищу и воду, перемещался по дому исключительно тихо. Но день за днем набирался нахальства, стал уже и шуметь не ко времени, и гадить, где раньше себе не позволял из боязни. Освоился.
Кошка моя – черная, потому и прозванная Тиной, в честь певицы, каждый день, заходя в комнату с прогулки, искала глазами воробья. Осторожен был Пудик, предусмотрителен. Только появлялась в проеме двери черная усатая мордочка Тины, тут же вспархивал на провод лампочки, что без всякого абажура висела под потолком.
Надо сказать, дом наш был старым, еще в 19 веке построенный основательным казаком: не экономил, высота потолка была приличная – метра четыре. Вцепится Пудик в провод, раскачивается туда-сюда. Смотрит на кошку. А кошка, задрав голову, на него. Переглядываются. Кошка умная, понимает – до такой высоты ей не допрыгнуть, не взлететь – не дал Бог пешеходам крыльев. Но дал терпенье.
Каждый день проскальзывала кошка в комнату – смотрела на лампочку, жмурилась, вздыхала разочарованно и укладывалась спать на кровать. Заснет – даже храпит во сне. Нет для нее мира, нет ни блюдца с молоком, ни вкусного Пудика, дрожащего от страха на верхотуре.
Осмелел воробей. Стал изредка, не дожидаясь покуда кошка уйдет по своим делам, летать по комнате при ней. На печку, на веревку, на подоконник. А Тина спит – улыбается во сне. Снятся ей коты мартовские. Урчит. Приспособился Пудик принимать «паровые ванны» - на печи постоянно стоял бак, в котором кипятила мама белье. Спикирует сверху – усядется точно на край бака, распушит свои серо-коричневатые крылышки и наслаждается горячим испарением – ну точно мой отец в парной!
И настал день, когда легла карта Пудика несчастной стороной – подвела его самонадеянность. Видит – кошка спит, я за столом уроки делаю, никто, стало быть, не в претензии. Обычным делом опустился на бак, нахохлился и задремал, наверное. А кошке-охотнице и нужен был миг. Метнулась, как стрела, не пожалела лап бархатных – прямо на раскаленную печь, сцапала несчастного парильщика и так же опрометью кинулась под кровать. Пытался я отбить Пудика. Да куда там – уже хрустнули косточки, глазки-бусинки остекленели. Жри, зараза ловкая...
Но вот что удивительно – даже годы спустя (а прожила Тина у меня ох как долго! – девятнадцать лет!) заходила кошка в комнату и поднимала свои прекрасные глаза охотницы Дианы наверх – искала там очередного дурачка. Пуст провод. Так я без учебника узнал об условном рефлексе...
