СЛОВО О ДОСТОЕВСКОМ
(стихотворение в прозе)
Вторая часть ЗАПИСОК ИЗ ПОДПОЛЬЯ – как модель ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ. Предчувствие сродни озарению. Обнажённые нервы разговоров ведут к расчёсам души. Нечто красное и болевое должно утишиться светом.
Карамазовы – как расчетверённый человек: Иван – боль и сила интеллекта, Дмитрий – страсть, Алёша – душа по сути, христианка, отец – залитый гнилою водою подпол. Единство – человек.
Достоевский – самый светлый писатель, все его усложнённые, с мокрыми стенами и запахом распада лабиринты выводят к свету – и он ровной волной накрывает вас, давая возможность чуда.
Есть ли что-либо светлее последних страниц Карамазовых?
ГЕРОИ ДОСТОЕВСКОГО
Мне брат Раскольников, я знаю,
Хоть не ходил я с топором.
Себя сомненьем убиваю
Коль брезгую златым зерном,
Что в душу сеяно любому.
Многоквартирный мрачен дом.
И худо, худо в нём любому,
И каждому я брат притом.
Пил с Мармеладовым намедни,
Ему же денег одолжил.
Иль Карамазовские бредни
Я повторить судьбой решил?
Расчетверён, как их порода –
Отец, Алёша и Иван
И Дмитрий…Где она, свобода,
Коль, как папаша окаян?
Ну а Алёшей не бывать мне,
Как Мышкина не повстречать.
Ведь невозможно же на свадьбе
Ставрогина пить и гулять.
Но я Раскольникову точно,
Я это утверждаю – брат.
О смерти ведаю заочно,
И рад, что не пойти назад.
* * *
Смердяков бесчестные прикрыл
Деньги Исааковым твореньем.
Сирина читал, что в нём открыл?
Душу Сирин проедал сомненьем.
Шут и гаер чёрный Смердяков –
Уж не возмечтал ли стать монахом?
Вязнет в паутине тёмных слов,
Всё, что понял претворится прахом.
Для чего для чтения избрал
Сирина не очень понимаю.
Мерзкий Смердякова матерьял
Нахожу в себе, когда теряю
Крохи веры, падаю во тьму.
Так ли мерзок Смердяков? Железно.
Будет свет когда-то и ему –
Ведь у Бога световая бездна.
МУЗЫКА ДОСТОЕВСКОГО
Достоевского музыка
Не требует нот.
Лентой траурной узкою
Душу мне обернёт.
И вдруг лента рассыплется,
Ибо свет воссиял.
Зло из данности выбьется –
Хил его матерьял.
ПЕТЕРБУРГ ДОСТОЕВСКОГО
Мрачны многоэтажные дома,
В них лестницы запакощены часто.
И снова давят человека властно
События, суровые весьма.
Дворы – колодцы тёмные
в любом
Из них видали похороны. Что же…
На фоне неба серо-голубом
Проходит жизнь, различный люд тревожа.
Трактиры, лавки – скученная жизнь.
А летом вонь и гарь, и запах пыли.
От привкуса довольно едкой лжи
Меняются обыденные были.
Студент не ел два дня, безумен взгляд.
Процентщица не выйдет из квартиры.
А ночи белые вливают яд
В любое сердце. И людишки – сиры.
…а где-то в бельэтаже пьют коньяк,
Шампанское и весело смеются.
Там тыщи страшные – такой пустяк,
Раз шик и смак с рождения даются.
Мне холодно. Где летняя жара?
Засорена усталая сетчатка.
Тяжёлый быт. Привыкнуть бы пора.
Но нищета поёт едва ли сладко.
Скрипит, хрипит старухой нищета.
Иллюзии истрачены, как деньги.
В тряпьё вокруг рядится красота.
Бессмысленно опять проходит день и
Другой и третий. Кем похищен свет?
И неприятен тусклый блеск светила.
Должна быть правда! Если правды нет,
Тогда желанной кажется могила!
КИРИЛЛОВ И ДРУГИЕ
Кириллов ночью мало спит –
Чем позже посетишь его,
Тем вероятней поразит
Нелепой речью. Ничего! –
И не такой махровый бред
Рождался в разных головах.
Фонарь струит тяжёлый свет,
И снег напоминает прах.
А комната узка, как гроб,
Но утром или днём светла.
Мы посетили землю, чтоб
Понять, насколько боль остра.
Роман с банальною судьбой
Не получается никак,
Но интересен – с непростой.
Цена любой судьбы – пятак!
Но есть высокая стезя,
Что к свету горнему ведёт.
И это отрицать нельзя,
Пускай герой сегодня пьёт.
Самоубийство – липкий грех.
И нечисть ходит во друзьях.
А боли на земле на всех
Всегда хватало. Вязкий страх
Заполнил душу. За окном
Мелькнула тень. Но город спит.
И долго, нудно об одном
Душа болит.
Душа болит.
ПО СЛЕДАМ Я. П. ГОЛЯДКИНА
Пространство раздирают фонари,
И снег летит, вихраст весьма при этом.
Громады Петербурга до зари
Сознание ничьё не тронут светом.
Снег колко вьётся, он сечёт лицо.
Река чернеет тушью – страшно, страшно.
И путь вдруг замыкается в
Маячит впереди, пугая, башня.
Вперёд, вперёд! Домой, скорей, домой.
Так жутко! Мост горбат, река чернеет.
Бело всё и черно над головой,
И ночь пугает, как она умеет.
На Итальянской больше света, но
Кто вдруг мелькнул у тумбы тротуарной?
Мелькнул, пропал, жизнь обнажает дно
(а жизнь сама дана вполне бездарной)
Кто это – впереди? Его шинель…
Галошу потерял. И переулок
Стремительно возник, и дом – как цель.
Но дом внутри – он инфернален, гулок.
Вот лестница, чей норов стержневой
Ослаблен суммой хлама, повороты,
И впереди бежит двойник (не мой!
И слава Богу! Ужас для кого-то.)
Двойник так близок, что его шинель
Ударит по лицу. Дом этот чёрен.
(…но коли просветленье – наша цель,
не позабудь про мощь душевных зёрен.)
Подъём крутой. Предметы, всякий хлам,
Открыта дверь, но заходить не стоит.
Да, если ты забыл дорогу в храм,
Жди, грешный, омерзительных историй.
ПО МОТИВАМ ДОСТОЕВСКОГО
Как выглядишь ты, русский Фауст?
Седобород, поди, и стар.
Провинциальной жизни хаос,
Напоминающий кошмар.
И вдоль забора человечек
Идёт – всё тянется забор.
Страстями мозг наш изувечен,
Но страсти вряд ли приговор.
Провинция для Мозглякова,
Нам подавай же Петербург.
А он помпезен, право слово,
И до страданий и разлук
И дела нет ему, такому,
Где всё дворцы, etc.
А по какому же талону
Пускают в рай?
Виват игра!
Игра…в Карлсбадене, а может
В Рулетенбурге – тема тем.
Коль человек – так лучше Моцарт.
На свете множество систем.
Одну из них мы представляем
Собою – каждый человек.
Пёс вылетает с диким лаем
Из подворотни.
Ну а век
Теперь какой? Игра и дело.
Жизнь в красных красках. Воспалён
Что ль бедный мозг? Я – это тело?
Нет! Я - любой - хоть я, хоть он
Лишь только видимость, а сути
Мы не узнаем никогда.
Черна сейчас, черна до жути
Летейско-невская вода.
* * *
Сад Карамазовых заглох,
Но данность их вполне реальна.
Чернот в душе чертополох
Привычен столь! Силён банально.
Путь просветленья по делам,
Увы, немногим – чёрт смущает.
Алёша снова к небесам
Взор ясный, синий обращает.
ДОСТОЕВСКИЙ И ИСТОРИЯ
Волокно истории на палец
Любопытному не намотать.
А по метафизике скиталец
Должен суть истории узнать.
Все живём в истории, однако,
Мало кто воспринимает так.
Чёрная залаяла собака –
Можно ли увидеть в этом знак?
Только сострадание серьёзно,
Только метафизика в цене.
А история взирает грозно
На героя, жалкого вполне.
Жалкий! – я достоин состраданья,
Помощи достоин. Только нет.
Всё же не обманет ожиданья,
Верю я, сакраментальный свет.
