РАБЛЕ
Гаргантюа способен дом –
Дом с корнем вырвать из земли.
Гигант, играющий притом –
Страшней огня, пустей золы.
Переизбыток вещества
В романе адовых щедрот.
Еда важна, зачем слова –
Панург смеяться позовёт.
Война – игра, король – дурак.
Виват – копчёные угри!
На сердце наплывает мрак
Сильнее ночи раза в три.
Всё ест, блюёт, рыгает – ап!
Всё хрюкает, и пьёт, и ест.
Я прячу книгу в старый шкап,
И чем же важен этот жест?
ДИДРО
Двор ноября убог и грязен.
Ну, а во Франции дворы!
В мечтах ты, грешный, безобразен –
Цени привычные миры.
До Жака-фаталиста любо
Подняться – до его высот.
Пусть неудача вдарит грубо
В седеющий уже висок –
А я смеюсь, Дидро читаю –
Спокойный слог, высокий стиль.
И ноября я принимаю
Вполне естественную быль.
Вина французского? Да, ладно,
По мне – и водочка сойдёт.
Перечитать порою славно
То, что в былое вовлечёт.
И едет пышная карета,
И нечто пишет в ней Дидро –
Что излучит немного света,
И мысль представит, как добро.
СТЕНДАЛЬ
Италия Анри очаровала –
Любой пейзаж манил своей густой
Насыщенностью, гаммой цветовой.
Сколь ни смотри – всё будет мало, мало.
А маленьких французских городов
Быт сонный, но с подспудными страстями
Уже вложить созданием готов
В роман – живёт, не тронутый годами.
Аббатства колорит, церковный свод,
Политика, её же закулисье.
Разнообразные мелькают лица,
А человек чем может, тем живёт.
Стендаль работал много, где ж успех?
С портретов – добряка лицо, растерян.
Но коль одной своей дороге верен –
Твои труды для всех. Почти для всех.
БАЛЬЗАК
Париж бульваров и спектаклей,
Париж гуляк, издателей, деляг.
Банкир в делах намного аккуратней
В разврате нежли. Выпить не дурак.
Гобсек с ума сходящий мерно,
Спивающийся лицедей.
Поэт не признанный – манерно
Глядящий на других людей.
Всё сгущено – живая плазма,
Гудит и булькает она.
Вот перец зла, огонь сарказма,
И розовый отлив вина.
Тут жизнь пульсирует, как мясо
Всей капиллярной мощью нот.
И к смерти медленно, но ясно
Любая фраза нас ведёт.
БОДЛЕР
Вспыхивают факелы в ночи –
Блики их становятся стихами.
Думал о грядущем – получи,
И болезнь обнажена грехами.
Будто это просто – сердце рвать,
Капли крови в буквы превращая,
Над катреном каждым умирать,
Шлифовать бездонными ночами.
Умирая, жить, взрываясь, жить.
А… нельзя ли к ангельскому пенью
Доступ хоть какой-то получить?
Нет, нельзя поэту по рожденью.
ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ
Для Европы Реюньон экзотика.
Экзотичны строгие стихи –
Их цветы дыханию невротика
Помогают, чудом велики.
Сколь античность простотою держится?
Строгостью сколь сделана? Игрой?
Столь стихи густые, что же стержнем-то?
Не поймёшь, перечитав порой.
Африка мерцает жаркой бездною.
Замер леопард и жертву ждёт.
Сколь они украсили жизнь бедную –
Жизнь мою те чудо-строфы…
Вот.
ЭРЕДИА
Сонетной формы жёсткость световая
Античность нам представит. Мрамор строг –
И красоту земную представляя,
Оправдывает он людской итог.
Плантатор с Кубы передал в сонетах
Истории черты, где древний мир
С Японией тягается в сюжетах,
И где творим средневековый миф.
Где переплётных мастеров уменье
С эмали мастерами входит в лад.
И, славя жизни каждое мгновенье,
Сонеты упоительно звучат.
ФЛОБЕР
Пресный резонёр, болтун-аптекарь,
Скучный и банальный адюльтер.
Языка сады в средине века
Расцветают самой мерой мер.
Каждая даётся кровью фраза,
Сутью полнится абзац любой.
Строгая, столь выверена проза,
Что чуть-чуть изменит строй земной.
Карфаген, отлив чей фиолетов
Будет уничтожен навсегда.
В мире много занимательных сюжетов,
Но – в них мало толка, господа.
И Флобер опять сгущает фразу,
Между строк едва ли втиснуть нож.
Одержать победу можно ль сразу?
Нет, иллюзии отчасти ложь…
МОПАССАН
Бордель в провинциальном, тихом,
Весьма уютном городке.
Учителю толстуху тискать,
Пробормотав – ох-хе-хе-хе…
А Мопассан на Сене рыбу
Азартно ловит, пьёт вино.
И верит каждому изгибу
Реальности, что не смешно.
Крестьяне крепкие, серьёзны
Их отношения, просты.
А Мопассан уже нервозно
Приемлет данности черты.
Уже их нечто искажает.
И режет горло Мопассан.
Всё понимал. Не понимает,
Что чёрная болезнь – изъян.
АПОЛЛИНЕР
С перевязанною головой – был ранен
Сабельным ударом – снова пьёт.
И коньяк, и пиво лучше грани
Выявляют жизни, и полёт
Мысли обеспечат понадёжней.
У пастушки Эйфеля стада.
И сапфир им противоположный
Небеса предложат. Как всегда.
О, Аполлинер еду любую
Любит и вино, и пиво то ж.
Будто: ем – и значит существую.
Строк пока не слышит. Перейдёшь
Линию, и снова будут строки,
Что газеты, театральный шум.
Лишь стихи, раз люди одиноки
Душу пестуют, и высветляют ум.
ПРУСТ
Ткань прозы Пруста,
Узором затканная густо.
И кекса вкусовой объём
На сто страниц растёт притом.
Ах, ясно, что не в этом дело –
Через густоты столь умело
Показан жизни смак и сок.
Не вспомнить нам её исток.
Страшит всех поголовно – устье,
Париж, неважно…захолустье…
Деталей множество – они
Собой украсив наши дни
От страха смерти отвлекают,
И в прозу Пруста вовлекают.
КАК ДЕЛАТЬ СТИХИ. ПО МОТИВАМ РАЙМОНА КЕНО
Смысла отрежь ломоть,
Горсточку звуков возьми,
Юмора только щепоть.
(Со словами много возни.)
На костре мастерства
Прокипяти слова,
Иронией подсоли,
Сил одолжи у земли,
Так и получишь стишок,
Солнца добавь, если летом,
Но главное – между строк,
Главное – быть поэтом.
