Семья жила довольно скромно, если не сказать, бедно. Основной педагогический принцип, какого придерживался Ермолов и неукоснительно проводил в воспитании дочерей, формулировался так: «Жизнь — тяжкий крест, надо с детства приучиться нести его».
С раннего детства проводившая практически все спектакли в суфлерской будке отца, Маша грезила о карьере актрисы. Однако поначалу все складывалось не очень удачно. Даже совсем неудачно. В девятилетнем возрасте Маша была зачислена «казенной воспитанницей» в Московское театральное училище на балетное отделение. Увы, танцевальных способностей у нее не обнаружилось - душа девочки противилась ежедневным, однообразным занятиям. И все же, когда ей исполнилось тринадцать лет, отец решился выпустить дочь на сцену.
Дебют Маши в роли разбитной Фаншетты в водевиле «Десять невест и ни одного жениха» с треском провалился. А знаменитый актер Самарин вынес жестокий вердикт: «Никогда актрисой стать не сможет». Сама Ермолова потом говорила: «Несмотря ни на что, во мне всегда жила непоколебимая уверенность, что я буду первой актрисой… Эта уверенность никогда не покидала меня».
Удача улыбнулась обладавшей угловатыми манерами и грубым голосом девушке в 1870 году. Прима Малого театра Н. М. Медведева решила поставить в свой бенефис пьесу Лессинга «Эмилия Галотти», но исполнительница главной роли Г. Н. Федотова внезапно заболела. И тут кто-то вспомнил, что в балетной школе учится девочка, обладающая исключительными драматическими способностями.
Медведева не поленилась лично поехать посмотреть на юную танцовщицу. Угловатая, застенчивая девочка особого впечатления на маститую актрису не произвела, и скорее из вежливости она предложила Ермоловой попробоваться на роль Эмилии. Но когда через несколько дней Медведева слушала Машу, то после первого же монолога на глазах бенефициантки блеснули слезы: «Вы будете играть Эмилию!»
Дебют превзошел все ожидания. После первых произнесенных Ермоловой слов в театре разразились аплодисменты: всех поразил ее мощный, почти мужской голос, «идущий из груди и отдающийся в сердце». «Меня кто-то толкнул сзади… и я была на сцене, — рассказывала потом Ермолова. — Мне казалось, будто я провалилась в какую-то дыру… я была в сумасшедшем страхе. Перед глазами вместо зрительного зала — громадное черное пятно, а на нем каких-то два огня… Я сама не знаю, как произнесла первые слова»… А в дневнике она записала: «Сбылось то, о чем я пять дней тому назад не смела и мечтать. Я думала, что меня вызовут раз. Меня вызвали двенадцать раз».
И все-таки, несмотря на небывалый успех, дирекция театра продолжала считать, что никакая Ермолова не драматическая актриса и ее удел — водевили. Но самое печальное: оглушительный успех дебюта оказал молодой Ермоловой медвежью услугу: с первых дней в театре ее окружили сплетни, злоба, зависть.
Мария Николаевна хоть и страдала, продолжала упорно трудиться: работала над голосом, мимикой, жестами и, в конце концов, посрамила завистников. К 1890 году актриса имела славу не только одной из первых артисток России, но и Европы. Ее игра завораживала всех, кто видел Ермолову на сцене.
По словам современников, ей удавалось создавать глубокие, противоречивые, сложные образы, которые вместе с тем были реальны как сама жизнь. Однако такого эффекта актриса достигала, благодаря не только своему таланту, но и огромной работоспособности, а также педантичности.
Так, чтобы в характере ее героинь лично для нее не оставалось «белых пятен», перед разучиванием какой-нибудь исторической роли актриса долго рылась в книгах и бумагах того времени, воссоздавая для себя всю картину целиком, — и в результате ее игра была практически документальной. Перед спектаклем она приходила в театр на несколько часов раньше, чтобы настроиться, вжиться в образ.
Про великую актрису до сих пор ходит немало театральных анекдотов, в основе которых — ее поразительная способность не теряться в любых обстоятельствах. Так, однажды во время спектакля за кулисами послышался выстрел — это застрелился муж героини. На сцену вбежал актер. Ермолова в страшном волнении: «Кто стрелял?» Актер не переводя дыхания вместо «Ваш муж!» выпалил: «Вах мух!» Ермолова повторила в ужасе: «Мох мух?» — и упала без чувств.
В 1920 году советская общественность торжественно отметила 50-летие сценической деятельности Ермоловой. На юбилейном спектакле присутствовал В. И. Ленин. Она первая в стране получила звание народной артистки Республики. Выступая перед собравшимися, Мария Николаевна Ермолова сказала: «Всю свою душу Малый театр отдавал народу, всегда к этому стремились и он, и я».
Московский совет оставил ей в пожизненное владение особняк на Тверском бульваре, в котором она прожила почти сорок лет с 1889 по 1928 год. Возможно, большевики зачли ей роль крестьянки Лауренсии в спектакле «Овечий источник» по пьесе испанского драматурга Лопе де Вега, зовущей на расправу с тираном. После этого спектакля толпы восторженных студентов провожали актрису от Малого театра до ее квартиры, при этом на улицах останавливалось движение транспорта. Дошло до того, что царское правительство, напуганное небывалым успехом спектакля, запретило его показ. Последний раз Ермолова вышла на сцену любимого Малого театра в декабре 1921 года. Спектакль назывался «Холопы».
Мария Ермолова вела довольно замкнутый образ жизни. Она рано вышла замуж, причем по любви, за богатого помещика адвоката Шубинского. Однако семейная жизнь не сложилась, не помогло даже рождение дочери, молодые люди очень быстро поняли, насколько они далеки друг от друга. В дневнике Ермолова пишет о том, что даже ребенок не заставил бы ее сохранить формы жизни, потерявшие внутренний смысл, на деле же консервативное воспитание и глубокая порядочность не позволили ей лишить дочку отца. Личную жизнь, личное счастье ей целиком и полностью заменил театр.
Главным отличительным свойством обстановки, которая окружала Марию Николаевну, была простота. Комнаты, в которых жила актриса, были просты, строги и тихи, без всякой помпезности — ни традиционных лавровых венков по стенам, ни афиш, ни витрин с подношениями поклонников. Вещам Мария Николаевна не придавала никакой цены. Одевалась очень просто. Ее любимым и, пожалуй, единственным украшением была жемчужная нитка на фоне черного бархатного платья.
Через всю жизнь Ермолова пронесла глубокую веру в Бога. Приведем лишь несколько выдержек из ее писем близким. «Один дух жил в нас с вами и, несмотря на разницу наших натур, все-таки один и тот же дух, то есть дар Божий… Вы одарены больше меня, у вас и талант, и разум, и энергия, и воля, у меня никогда этого ничего не было, кроме таланта, за который я всегда благодарю Бога, а также и за друзей моих, которых Он посылает мне… все в воле Божией…» - Из письма актеру А. И. Южину (3 августа 1924 г.)
«Милая моя… Твои огорчения и беспокойство дома мучают меня больше всего… Есть только одно средство: обратиться к Богу: Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, яко смирен и кроток сердцем, и обрящете покой думам вашим. Иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть. Надо, чтобы душа не мучилась… Один Бог может это сделать, только обратись к Нему, ищи Его… Не забывай Его искать… Не мудрствуй, а только слушай Его, и ты найдешь Его, и впервые почувствуешь, что такое душевный покой, которого ты не знала в жизни твоей!..» - Из письма к дочери (1915г.)
А вот текст молитвы, записанной рукой М. Н. Ермоловой летом 1919 г.
Научи меня, Боже, скорбеть
о моих пред Тобой согрешениях…
Научи меня, Сильный, идти
лишь стезею святого ученья…
Научи Ты меня соблюдать
лишь Твою милосердную волю
Научи никогда не роптать
на свою многотрудную долю…
Научи меня, Отче, обнять
всех лишь чистою братской любовью!
А за Церковь — родную мне мать —
научи пострадать даже кровью…
Умерла Мария Николаевна Ермолова 12 марта 1928 года в 7 часов утра 14 минут. Близкие констатировали: никто из нас не мог двинуться, сказать слово, не смел зарыдать. В это время в окне ярко блеснуло солнце, только что вышедшее из-за противоположных домов бульвара, и озарило лицо покойницы — такое строгое, такое скорбное и такое прекрасное в смерти…
«Мария Николаевна Ермолова — это целая эпоха для русского театра, а для нашего поколения это — символ женственности, красоты, силы пафоса, искренней простоты и скромности».
К. С. Станиславский
«В числе характерных свойств актрисы было одно: если она дарила кому-нибудь свою дружбу, то это кончалось обыкновенно только с уходом из жизни этого человека. Она не расточала своих чувств, но если чувствовала, то глубоко. И глубокую благодарность сохранила к тем, кто как бы то ни было помогал ей на пути ее жизни в ее стремлении к самообразованию и самосовершенствованию, не покидавшую ее до последних дней».
Т. Л. Щепкина-Куперник
