В Антиохии пиры пышны,
И дворец наместника сверкает.
(Бродский гостем резко возникает
Ниоткуда, мол, всегда вольны
Духи языка быть здесь, и там).
Пригорят голубки вряд ли в тесте.
Возлежащим не бывает тесно,
А вино целит от всяких драм.
Чёрная антосмия течёт
В кубки, снег на дне в себя вбирая.
Жареный кабан: как страшный плод
Мира на столе - гостей встречая,
Возлежит. Фазаны и инжир.
Разговор пойдёт о странной, новой
Вере, будто изменивший мир,
Впрочем - прежний он, весьма суровый.
На мозаичном полу вино
Пролитое кровь напоминает.
А кому в харчевне суждено
Пировать - те лучше понимают
Тему жизни, хлеб макая в сок
Мяса, и не ведая подливы.
Пьяный не бывает одинок,
И благими видит перспективы.
Переулков кривизна весьма
В темноте опасна: ножебои,
О распятом не слыхав, всегда
Промышляют дырами разбоя.
Бродский на пиру встаёт, гудит,
Стих, пришедший в голову, читает.
Пьют вокруг, кого пугает Дит?
Все пьяны, и стих в пространстве тает
Призраку подобно... И опять
Темнотой ветвятся переулки.
Порт вздыхает, ибо не унять
Корабелов, чьи попойки гулки
В кабачках портовых. Что теперь?
Ересь христианство, или правда?
В каждом ангел, но сильнее зверь
В каждом, тело не разделишь на два.
И отсюда - целые миры:
В недрах Антиохии пиры
Пышной мимолётности костры.
