«ЛЕСНОЙ ЦАРЬ»
Как плакал над мёртвым младенцем Я в детстве! Как будто я сам Родимым был – не наглядеться На детку, хоть больно глазам.
Как был я - с тем вместе – младенцем, Какого забрал сильный царь. Жизнь надо прожить с полным сердцем, Отчаянье спрятавши в ларь.
Кто скачет по лесу ночному? Храните младенцев своих. Сынку прочитаю ль родному Роскошный и траурный стих?
Мой мальчик, пронизанный светом, Играет сейчас у окна. Он дышит идущим к нам летом, Чья суть и в апреле ясна.
Пусть умер в балладе младенец, Но жизнь продолжает идти. И каждого некто оценит Большой по свершенью пути.
* * *
Отдельный мозг не осознает. Дождит в Москве, и сер апрель. Во всём хотелось видеть знаки, Чтоб жизни уяснилась цель.
Жизнь – жертва, или жизнь мещанства С довольством сытости милей? Как хлеб размочено пространство, Для коего нет наших лет.
Герб Габсбургов припоминаешь, И усложнённостью его, Как будто, прошлое вскрываешь, Воль многих видя вещество.
Соёмбо золотое видишь Среди запутанных ветвей. Кусты ж – как надписи на идиш, Реченья, полные вестей.
Не выйти прогуляться в дождик, Какой идёт не просто так – Он импрессионист, художник, Чьё творчество – прекрасный факт.
* * *
* * *
* * *
Из зала не узнать дорогу, Какая ждёт.
МИЛЫЙ МАЛЬЧИШКА
(стихотворение в прозе)
Между ними – бутылка коньяку и развёрнутые, блещущие фольгой шоколадки.
Мат полноватой круглолицей девицы более закручён и изощрён, чем мат крепкого, твердолобого парня.
Они отхлёбывают из горлышка, сидя на детской площадке, ограждённой сеткой, с открытыми воротцами, а пожилой отец в дальнем отсеке крутит малыша на карусели.
Мат шмякается в воздух, размазывая пустые, дешёвые истории девятнадцатилетних жизней – им нет занятней.
Приятно-янтарно играет медленно обжигающий, отдающий грецким орехом коньяк.
- Также поедем, малыш?
- Тазе, - малыш разгоняется на самокате, останавливается, оглядывается на отца.
Тот, склонившись, берёт самокат за блестящий руль, везёт малыша.
- На эту площадку пойдём?
- Дя…
Та же – за сеткой.
Теперь на скамейке сидят две старухи – обе в белых пальто, несмотря на тепло апреля, разгоревшееся солнца, пунктиры намеченной зелени.
Они седы, их лица пастозны, и говорят они о цветах сначала – верно, ждут дачного периода, потом, судя по всему, о соседях.
- Едем дальше, малыш?
Кивает, бежит к самокату.
Они исчезают в хитросплетенье дворов.
- Милый мальчишка, - говорит одна из старух.
- Да? я как-то не заметила.
* * *
Что папы нет давным-давно – Не заживающая рана. Полвека я смотрю кино, А выходить из зала рано.
* * *
* * *
СТИЛИСТИКА ДОСТОЕВСКОГО
(стихотворение в прозе)
Стилистика, соответствующая уровню мысли, круто завариваемым конфликтам, и неразрешимым вопросам, которые всё равно так хочется разрешить – суть художественного письма Достоевского.
Виртуозно закрученные фразы могут быть красивы, переливаться цветами и оттенками, но, воссоздавая на бумаге окружающий мир, они не допускают взгляда за грань.
Стилистика Достоевского подчинена грандиозности решаемых задач: тут именно нужен взвихрённый язык со сдвигаемыми, наползающими друг на друга, как льдины в ледоход, пластами, где канцеляризмы вторгаются в захлёбывающиеся монологи, где придаточные, завихряясь, точно обнажают поведенческие пружины…
Иначе – не было бы такой всеобщей панорамы человеческой данности.
Стилистика Достоевского в определённом смысле идеальна, ибо подчинена идее разгадки человека, его кода, его типа.
КЕНТАВРИСТИКА
Я кентавристику считаю – Несовместимые пласты – Ключом ко многому… Но таю, Коль с рифмами живу на ты.
Кентавры мчатся, и мерцает Вода морская горячо. Действительность порой мешает, Горазда раздражать ещё.
Но кентавристикою можно Загадок много объяснить – Всё двойственно, и значит, сложно Жить будет. Просто сложно жить.
Из бездны «я» уже не выйти. Алхимию смешав с огнём Стиха, я будто жил в Египте, И вспомню невзначай о том.
А кентавристикою просто Мир сложного истолковать. Фантазия не сможет просо Звёзд птицей смерти расклевать.