Они собирались, свидетели событий, которым не повториться, они думали, как писать, что фиксировать, как проповедовать слово...
Чрево повесившегося Иуды уже расселось, выпустив дымящиеся кишки на землю, и Пётр трижды отрёкся по речённому, но кроме собственных его слёз это не вызвало никаких последствий..
Многое было им сказано, ещё о большем умолчано, и собирая среднее между услышанным и догадкой, никак не могли они решить, как должны выглядеть тексты, уходящие в вечность.
Ясно, что без чуда, без акцента на чуде невозможно было создать нечто весомое: сложно было сказать, кто грубее: римляне, или иудеи, но любых могли убедить только чудеса, отсюда возникла легенда о необыкновенном рождении.
Андрей, вспоминая, как мокли руки, вытягивая полные сети, хотя только что неуспех шёл за неуспехом, предположил, что Иисус говорил о многих жизнях, в которых душа, проходя различные круги опыта, совершенствуется, набирая силы, но... как же изложишь подобное?
Наиболее близкий Иисусу Иаонн кропотливо плёл послания худо-бедно построенным церквям: все они с трудом напоминали подлинный Дом Божий, но можно ли тогда на земле было построить нечто иное...
Разное происходило с разными...
- Па, гол! - малыш ликует, подпрыгивает, они играют в футбол в коридоре, и малыш прыгает у закрытой двери в ванную, а отец ловит мячи от комнатной двери, пропуская сознательно, размышляя, отвлекаясь криком: Здорово, малыш!
Малыш радуется так умилительно, что отец подыгрывает ему.
Мальчишка тянет обе руки вверх, считает путано, и славно светится - вообще бледнокожий, недавно подстриженный, такой маленький пацанчик...
...плетение словес Иоанна было так таинственно вдвинуто в века, что когда, столетия спустя стали расшифровывать оные, преграды символов встали решительно, серьёзно...
Якобы посвящённые утверждали, что состояние быть в духе очевидно для них, но если меч, выходящий из уст ангела, был очевидно речью, то иные словесные кружева скорее запутывали пестро, нежели подводили к бездне смысла.
Нашлись словесные фокусники, утверждавшие, что эта книга сочинена Противобогом, ибо не мог ученик Иисуса плести такие словесные закорюки.
Снова забивший малыш - ликует, и улыбается в ответ отец.
Любой ребёнок - наследник всех поколений, любая ДНК ветвится из таких далей, что рождение - всего продолжение неизвестного, как и смерть, вовсе не ритуал, скорбный и тошный.
Знал ли Иисус о ДНК; как бы истолковал теорию абиогенеза?
Снова прыгнувший мальчишка, неудачно упал, мяч, на котором изображён шар земной - материки и океаны - выкатился, и мальчишка захныкал.
Отец, теряя линии размышления, подходит к нему, поднимает, остеохондроз, паршивое зрение против - но - что делать? поднимает, гладит.
- Что ты, малыш? это такая игра - всякий может упасть. Главное - встать, и играть дальше. Ну, давай?
Но малыш качает головой.
Отец трёт ему спину, потом достаёт...самому поразительно: издательство Малыш, 1981 год, переводные картинки, изображения цветов: таких теперь не делают.
Туго скрученные розы и богато пламенеющие маки, острые и стройные ирисы и пышные, как ордена, георгины.
-Наклеим, малыш?
Отец наливает тёплой воды в эмалированную миску.
...сказано - Блаженны нищие духом, и понять это легко: такое состояние психической чистоты, какое позволяет наполниться содержанием хрустальным, словами невыразимым, но... разве сказано, как этого достичь?
Отказом от желаний?
Погружённые в матерьяльный расплав нынешнего социума сумеем ли отвергнуть хоть одно, мельчайшее?
Раздачей своих богатств?
Но обладающие привилегиями никогда от них не откажутся, а духовные богатства сегодня раздавать - как семена кидать на асфальт.
- Папа, а как этот цветок называется?
- Бегония, сынок. Куда её приклеим?
Мальчишка показывает на свободный кафель над раковиной, и бегония расцветает там.
- Красиво! - умилённо складывает ладошки малыш.
Красиво.
Мысли кривы и сложны, и попытка вспомнить, как, спустя тридцать семь лет уцелела книжка с наклейками, каких сейчас не делают, не кончается ничем.
