женская психология
«Валенок свалять, что песню сыграть!» - любил приговаривать дед Алексей Глотов, лучший во всей Кулешовке мастер-валяльщик. Со всей округи шли и ехали к нему крестьяне, даже горожане заглядывали, чтобы заказать к зиме теплую обувку для себя и деток, для старых ног любимой мамушки… Большим спросом пользовался этот товар во все времена, поэтому и ценили таких мастеров, и уважали, чествовали на сельских праздниках.
Нужную для хозяйства и семьи науку перенял он, простой деревенский мужик, в пору, когда предпочтение отдавалось не фабричным ботинкам и штиблетам, сапожкам да буркам, а все той же валеночной паре. Зимы послевоенные были лютые, многоснежные, без валенок – никуда.
Алексей Степанович работал в колхозе на тракторе, а когда попал в аварию и сбедил правую руку, пришлось уйти в специалисты по технике безопасности. Работал одно время на ферме, в мастерской, словом, куда пошлют. А еще растил, учил, поднимал детей, занимался хозяйством - забот невпроворот. Потихоньку ушло на задний план валяльное дело. Навезли в сельмаг всякой обувки, и спрос на его продукцию почти до нуля упал. Так, время от времени по чьему-нибудь персональному заказу скатает пару, другую валенок и опять простой.
Мама учила нас всегда доедать хлеб, каким бы черствым он не был, приговаривая при этом: «Силу свою оставляете!». Крепко сидела в наших родителях и старших наставниках эта вера в чудодейственность и святость хлебной корки. Вдоволь едать хлебушко не приходилось и в войну, и перед войной, а уж в послевоенные годы и вовсе туго и скудно жилось сельским жителям.
Приезжая домой в отпуск, уставшая с дороги, с нетерпением жду, когда мама накормит меня. Первыми на столе появляются ломти ноздреватого хлеба с румяной, и, как мне кажется, улыбающейся корочкой. И я не дожидаюсь, когда поставят передо мной миску дымящихся щей, беру на ладонь горбушку, щедро солю ее и с наслаждением вгрызаюсь зубами в ее духмяную сладость.
Многое мы, дети, поняли позже… Наскучавшись вдали от дома, не часто приезжали к матери погостить, а, уехав обратно, с необыкновенной остротой понимали материнские хлопоты, улыбку на усталом лице, слезы прощания и надежды на скорое свидание… Провожая в дорогу, мама всегда укладывала в сумку небольшой калачик или специально пекла шестигранные булочки, высушивая их в печи на сухари.
Когда нам плохо, наступает какой-то кризис в жизни, то спасения мы ищем везде и всюду. Но жизни без кризисов не бывает, поэтому все силы нужно прикладывать на их преодоление, а не на то, чтобы пытаться увернуться.
Многих в такие моменты мучает одна мысль: невезение преследует только меня, все проблемы заключены во мне самой, неудачнице по жизни. От таких переживаний становится еще труднее выбраться из стресса.
Психологи утверждают, что возрастные кризисы миновать не удается ни одному человеку, правда, проходят они у всех по-разному, в зависимости от характера, мироощущения, образа жизни и пр. В какой-то степени облегчить жизнь в периоды кризисов помогает осознание, что это случается не только с вами, но и с другими людьми тоже. Многие слышали про кризис среднего возраста, про переходный период у детей, а вот про другие возрастные кризисы мы знаем гораздо меньше.
Минуты откровения, они бывают как у мужского пола, так и у девического. Не раз звучали рассказы, окрашенные яркими эпизодами распрощания с девственностью. У кого-то это, как неизбежность, и до замужества. У кого от нахлынувших чувств. У кого от удобного момента или просто из интереса. Еще от избытка выпитого. Вроде как в беспамятстве. Все нюансы происходящего трудно, почти невозможно описать. Я тот человек, который всех понимает. И ни в коем случае не осуждает. У каждого своя история. В этом и есть индивидуальность и неповторимость.
А вот свое прощание с девственностью я никогда не забуду. Меня, наверное, можно назвать осколком того поколения, для которого слово «девственность» было ключевым в моральном кодексе девушки. Но, если говорить честно, некоторые мои сверстники беззаботно отвергали всякие там замки, ключи и мамины предупреждения, считая всё это предрассудком. Я же с малолетства попала в ежовые рукавицы своей мамы, которая сумела вложить в мою детскую головушку жёсткий свой монолог под названием: «Береги честь смолоду».
Это мамино назидание прямо застряло в моих не очень разветвлённых извилинах, и я гордо несла его через свою юность. И хотя многие говорили мне, что я красавица, мои отношения с мальчиками складывались на основе дружбы. Я достойно дружила с мужским полом, и зерном моего девичества было – друг, скорее – лучший друг. Все знакомые мальчишки очень уважали меня. И, если устраивались мальчишники на лыжах, игры в шахматы, даже пьющие вечера, – приглашалась из женского пола только я. Одним словом – свой пацан. Видно, слово «друг» умела оправдывать.
Когда Таня в первый раз получила двойку, мать, рассерженная на эту провинность, сказала: «Будешь так учиться, пойдешь на ферму, как Саня, хвосты свиньям крутить!» Танюшка засмеялась, представив долговязую фигуру пожилой свинарки, которую никто в их деревне и за женщину-то не принимал. Уж очень непривлекательным выглядел образ Сани, бредущей в разбитых бахилах по раскисшей после дождя улице. Сельские ребятишки любили передразнивать ее, заводя в тон монотонно и протяжно: «Ч-у-у-х!», Ч-у-у-х!!». Так Саня созывала колхозных свиней, разбредшихся по овражкам и прибрежным талам.
Саня, как видно, давно уже не обращала внимания на косые взгляды, усмешки и подшучивания односельчан. Ее ничуть не смущали огромные, в вечных цыпках - под стать гренадеру - ножищи. Весной и до самых осенних холодов, она ходила босиком, и как только выпадал снег, до первых проталин щеголяла в резиновых или кирзовых сапогах самого последнего размера. Никакие валенки на ее ногу не налезали, и, казалось, что она совсем не чувствовала холода, сырости, пронизывающего ветра, который часто задувал в осеннюю непогодицу с Вятского дола.
Саня совсем не обращала внимания и на свою одежду. Обычно на ней красовалась темная, из грубого сукна длинная юбка в сборочку, простенькая, в мелкий горошек или цветочек кофта навыпуск. Седые косички покрывала старенькая шаленка, которая на голове не держалась, а все норовила сбиться набок. Саня от этого досадовала, все грозилась перейти на мужские шапки. Собственно, вообще, немногое из того, что она ела, пила, отдыхала, ходила ли на праздник, имело для нее какое-то особое значение. Она была одержима самым главным смыслом ее бытия – работой.
