Балтин
Утверждать, что литература разнообразнее и многообразнее жизни можно только в том случае, если код жизни не ясен.
Теория абиогенеза, синтетическая теория эволюции, структурная геология, нейрофизиология и так далее довольно стройно объясняют возникновение и развитие жизни, оставляя открытым вопрос, нажимал ли кто-нибудь кнопку «пуск», или жизнь – всего лишь следствие подходящих условий.
Дебри психики, не подвластные психологии, которую посчитать наукой можно с большой натяжкой, тем не менее, реальны – каждый знает по себе.
Густота платоновской прозы прорепетирована в его поэзии.
Проза Платонова – феноменальная, обжигающая, корневая, шаровая – имеет два противоположных вектора: один – земельный, пищевой, нищий, мечтающий стать толстым, другой – сияющий в направлении русского космизма, своеобразие философской линии, перекликающейся с мыслями Н. Фёдорова и К. Циолковского.
Но – проза Платонова тяжела, порой кажется, что это заговорила глина, корневища, кора.
Извини, отец, я не помню, с каких лет помню тебя – прости за тавтологию: фразы рождаются, как миры, чтобы жить своей жизнью, и иное причудливые словесное вкрапление может сулить своеобразие, как погрешность – прелесть.
Мне кажется, вот оно – первое воспоминания - ловлю за хвостик: старая квартира в огромном доме, наполненном коммуналками тесно, как сотами, и мы играем с тобою, вернее – ты со мной, ты улыбаешься, а я прячусь за ножкой стола – большого, со скатертью, белеющей снежно, и выскакиваю, и смеюсь…
И ты смеёшься, и я пробегаю между твоих ног, а ты ловишь меня, и палец у тебя забинтован…
