они вошли в историю
Блистательный Петербург пушкинского времени не знал недостатка в красавицах. Сюда свозились на смотрины самые красивые девицы со всей России, все, что жаждало столичного блеска, танцевало и кружилось на балах и в салонах Северной Пальмиры. В каждый дом, где были девицы на выданье, слетались, словно мотыльки, столичные франты и ухажеры.
Но не будем забывать и о том, что кроме любования на «северные цветы», кроме музыкальных экзерсисов и девичьих альбомов на этих вечерах возникали замыслы самых модных романов, которыми потом зачитывался весь Петербург, и рождались самые вдохновенные поэтические строки, которые потом составляли славу автора.
В доме Олениных всегда были гостеприимны и хлебосольны, здесь собиралось изысканное литературное общество. Отец Анны Алексеевны был человеком радушным и по роду своих занятий (он был президентом Академии художеств и директором Публичной библиотеки) привечал многих. Елизавета Марковна Оленина, урожденная Полторацкая, была исполнена доброжелательства ко всем, но в изъявлении его некоторая преувеличенность заставляла иных весьма несправедливо сомневаться в ее искренности.
Лиля Брик, муза и возлюбленная поэта Владимира Маяковского, была самым огромным счастьем в его жизни и самой большой трагедией в его судьбе. Она, став его «дамой сердца» и «королевой», смогла так сильно повлиять на его творчество, что до сих пор счита ют, что именно Лиля подняла известного поэта на вершину славы и создала из него того Маяковского, какого мы знаем.
Брик не была красивой. Маленькая ростом, худенькая, сутулая, с огромными глазами, она казалась совсем подростком. Однако было в ней что-то особенное, женственное, что так притягивало мужчин и заставляло тех восхищаться этой удивительной женщиной. Лиля это прекрасно осознавала и использовала свои чары при встрече с каждым понравившимся ей мужчиной.
«Она умела быть грустной, капризной, женственной, гордой, пустой, непостоянной, умной и какой угодно», — вспоминал один из ее современников. А другой знакомый так описывал Лили: «У нее торжественные глаза< есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными волосами... эта самая обаятельная женщина много знает о человеческой любви и любви чувственной».
Февраль 1841 года... Масленица. Что за прелесть балы на Масляной в Петербурге! Граф Иван Илларионович Воронцов-Дашков дает бал замечательный особо: словно диамант сверкает посреди него красавица-жена, первая «светская львица» столицы...
Вот и воспоминания того, кто посетил этот бал: «Сегодня - масленичное воскресенье - folle journee (сумасшедший день – фр.) празднуется в первый раз у гр. Воронцова. 200 человек званы в час, а, позавтракав, они тотчас примутся плясать и потом будут обедать, а вечером в 8 часов в подкрепление к ним званы еще 400 человек, которых ожидают, впрочем, только танцы, карты и десерт, ужина не будет, как и в других домах прежде в этот день его не бывало».
А потом еще дополнение: «На вчерашнем вечернем балу Воронцова был большой сюрприз и для публики, и для самих хозяев, - именно появление Императрицы, которая во всю нынешнюю зиму не была ни на одном частном бале. Она приехала в 9 часов, и, уезжая в 11, я оставил ее еще там. Впрочем, она была только зрительницею, а не участницею танцев. Государь приехал вместе с нею. Оба Великие Князья были и вечером, и утром».
Человеческое воображение "Сонька - золотая ручка" потрясла в конце XIX века. В начале ХХ столетия ее воровская кличка (подобно фамилии английского трактирщика Хулигана, который грабил и убивал своих постояльцев) стала нарицательной и длительное время бытовала в русском разговорном языке.
Однако в памяти людей старшего поколения "Сонька - золотая ручка" была не вымогательницей и талантливой обманщицей, как Ольга фон Штейн, а русским вариантом профессора Мориарти, своего рода королевой преступного мира. По преданиям, находясь в заключении, она умела так искусно соединять кисти рук, что свободно снимала ручные кандалы.
Возникают и хронологические несоответствия. К примеру, подвиги Соньки пришлись на конец XIX века, а Ольга "работала" до 1912 года.
Обольстительная Италия на многие годы стала для русских путешественников пристанищем и художественной Меккой, а для многих из них и местом успокоения, покоя, творческого наслаждения и душевного тепла, второй Родиной.
Май 1839 на вилле Зинаиды Волконской. Николай Гоголь на даче княжны «ложился спиной на аркаду тогатых, как называл древних римлян, и по полусуткам смотрел в голубое небо, на мертвую и великолепную римскую Кампанью». Княгиня ревностно оберегала его покой, чем заслужила его благосклонность. Гоголь вообще любил те отношения между людьми, где нет никаких связующих прав и обязательств, где от него ничего не требовали. Княгиня умела ценить эту внутреннюю свободу.
«Общим центром для литераторов и вообще для любителей всякого рода искусств, музыки, пения, живописи служил тогда блестящий дом княгини Зинаиды Волконской», - вспоминал А.Н. Муравьев. А когда-то таким блетящим домом был салон княгини Зизи в Москве…
