Балтин
Литературная Россия сложна и многообразна – раскалённое столичное бурление уравновешивается тихими провинциальными гаванями, поэтические и прозаические корабли которой красотою оснастки превосходят столичное производство; бурная игра метрополии в литературный и премиальный процессы, долетает до российских весей разве что в форме уродливых брызг, всё равно вызывающих зависть у обойдённых – а таковых, разумеется, большинство.
Карта литературной России причудлива, как наша современная жизнь, в какой старики и дети – корни и побеги естественного дерева жизни – точно не принимаются в расчёт; а известность любого гаера из мира шоу-бизнеса многократно превосходит известность любого учёного, или поэта. Карта эта пестрит белыми пятнами – вовсе не замечаемыми из игривых метрополий, игнорируемыми тусовками обеих столиц; между тем содержательность этих белых пятен гораздо выше производимого в мегаполисах – и оттого, что соблазнов меньше, и воздух не так пропах деньгами, и от более чистого, незамутнённого представления о реальности, ещё сохранённого жителями провинции.
Но Россия нынешняя, кажется, вовсе не замечает пёстрого бурления России литературной, вся деятельность которой, как творчество средневекового алхимика было ограничено его лабораторией, ограничена ею самой – нет у нас широко известных авторов, кроме сочинителей детективов, нету!
Точно весь составленный из тускловато переливающего стекла, громоздкий павильон на ВДНХ; пандус, ограждённый блестящими перилами, воспринимается малышом, как своеобразный лабиринт, по которому можно мчаться, и скатывать машинки, если забежал наверх – благо редко кто пользуется.
Пространство перед несколькими дверьми обширно и несколько пасмурно: ступени, ещё несколько рифлёных спусков, площадка, ограждённая пёстрыми металлическими стояками…
А вот группа молодых ребят: они включают магнитофон и перед стёклами, корректируя движения, глядя на свои отражения репетируют танцевальный номер: движения их синхронны и умелы, и малыш – на значительном расстоянии, иногда чуть приближаясь, - повторяет, танцуя забавно и мило…
Впервые у них в Москве был по юридическим вопросам, в суде, позвонил наугад.
Друг, с которым не виделись года полтора, поскольку перестал ездить в Калугу, отозвался по мобильному:
- Ох, где ты?
Жёлтая была тетрадь, ученическая, с глянцевитой поверхностью и стандартной разлиновкой: имя, фамилия, класс.
В ней и писал рассказ про китов – про китов, выбрасывающихся на берег. О! он вводил психологию в их громоздкие мозги, делал китов оскорблёнными на действия человеков, рубивших китовые туши на берегу, он, вспоминая Мелвилла, накручивал на хвост старика-кита сгустки линей…
Почерк был крупный, и колесатые буквы сами катили его рассказ, и палочки их не мешали своими вертикальными взлётами.
