В старой ленинградской коммунальной квартире, где жила Зина, было пять комнат. Две занимали одинокие старичок и старушка, которых жильцы всё время хотели поженить, в двух других жили семьи: полноценная и неполноценная, а последняя комната, самая маленькая, принадлежала студентке-выпускнице университета Анне Мохиной. Коммуналку можно было смело отнести к разряду спокойных. То есть, именно так протекала жизнь квартиросъёмщиков, обречённых на вечное совместное существование.
В квартире к неполноценной семье относилась Зиночка Зиновьева и её маленький сынишка Павлик. Муж Зизи (так ласково называли Зину соседи, объединив два первых слога от её имени и фамилии) давно и куда-то у…шёл, у…ехал, у…бежал, в общем, улетучился. Ни алиментов, ни иных знаков внимания жене и сыну не посылал.
Зине помогали все. Это был тот случай из коммунальной жизни, когда удачно сочетались доброжелательность и взаимовыручка, жалость и искреннее желание помочь одинокой матери. Ссудить денег до зарплаты, связать шерстяные носочки для мальчика, опустить в почтовый ящик письмо для Зининой бабушки, живущей где-то в Архангельской области, написанное «сто лет назад» и столько же лет пролежавшее в сумочке и не отправленное только потому, что почтовый ящик не встречается на маршруте дом - детский сад - работа, и ещё много разных мелочей, на которые Зине просто не хватает времени, - всё это с удовольствием делали для неё великодушные соседи. К сожалению, эти мелочи кажутся мелочами только тогда, когда на них есть время или в них нет нужды.
Однажды Зина пекла пирог по случаю именин Татьяны Тимофеевны, соседки-«невесты» из первой комнаты налево по коридору. Услышав на кухне, как Аня безрезультатно пытается упросить Пашку уйти к себе и дать ей поучить билеты, Зина пришла на помощь подруге.
- Павлик, Ане надо уроки учить, понимаешь? Пойдём, ты поможешь мне пирожок в печку ставить, хорошо?
- Я не хочу печь пирожок, я хочу с Аней! – Спокойно, но достаточно твёрдо сказал сын.
Людмила набрала номер Стрельникова-старшего, когда по телевизору зазвучали позывные программы «Время». Егор Юрьевич снял трубку почти сразу.
- Добрый вечер…
- Добрый, добрый. Знаешь, Мила, я просил тебя поговорить со мной, но сейчас понимаю – по телефону разговор не получится. Обстоятельства серьезные. Я уже послал к тебе своего водителя, он, наверное, уже ждет у подъезда. Если можешь, быстро соберись и приезжай ко мне. Договорились?
Она любила, когда на землю приходила ночь и… сны. Во сне все было гораздо проще. Не то, чтобы она не любила мужчину, который был рядом с ней, нет. Что-то было, граничащее с любовью. Но не любовь. Сказать ему об этом Она не могла, просто не могла и все. Сказать об этом, значило обидеть человека, который любил Ее всей душой. Так и жили…
Во сне Она могла быть сама собой, делать то, что хотела, чувствовать так, как хотела. Реальность дневная этого не давала. Поэтому она так любила ночь. И боялась, что не приснится больше тот сон, который знала наизусть, но проживала каждый раз заново. Она ждала его и боялась, что когда-нибудь во сне назовет имя того, кого она так любила, так ждала, по кому тосковала до сих пор.
Он любил, когда на землю приходила ночь и… сны. Женщина, лежащая рядом с ним в постели, так и не смогла занять все сердце без остатка. Он был ей благодарен за их жизнь, но любить ее не мог. Было только чувство уважения, а это – много. Так и жили… И только во сне он мог вернуться в прошлое, обнять ту единственную, любимую, желанную, с которой его разлучила жизнь, шепнуть Её имя.
Я отходила от третьего брака. Именно отходила. Отлеживалась, зализывала раны, проклинала всех и вся и божилась, что это в последний раз. Лина бродила вокруг меня кругами. Заглядывая в глаза, она умоляла:
- Может, хватит? Две пачки в день! – и меняла очередную пепельницу. Я сидела на диване, уставившись в одну точку. Ничего не хотелось. Жизнь – дрянь, молодость проходит, любви нет. Захотелось повыть, поскулить или на худой конец полаять. Но Лина может вызвать неотложку. Испугается, что это у меня, как после второго развода.
…Была осень. Огненно-рыжая, с прозрачным воздухом и все еще ласковым солнцем. Я в чем-то интересном, на голове «а-ля модерн». Буквально несколько месяцев, как в разводе со своим первым супругом. Господи, его даже мужчиной с трудом назовешь. Куда только глаза глядели?! Зачем вообще замуж потащилась?! Известно зачем - девчонок захотелось всех умыть. Вот, мол, смотрите, ни красавица, ни умница, а уже замужем. Тьфу, дура!