Глава Минздрава Скворцова допустила возможность эвтаназии в России. Она отметила, что такие решения следует принимать на референдуме. Ранее Скворцова выступала резко против эвтаназии. Но опросы показывают, что отношение общества к добровольному уходу из жизни для неизлечимо больных людей тоже меняется. Остается только один вопрос – кому придется делать эту работу.
Вопрос о разрешении эвтаназии должно решать население России, заявила министр здравоохранения России Вероника Скворцова, выступая в понедельник в эфире радио «Комсомольская правда». Министр напомнила, что в ряде стран вопрос о легализации добровольной смерти для неизлечимо больных был решен на референдуме, и на такие решения общества влияет в том числе и религия.
«Я не буду прогнозировать, как вопрос будет решаться в нашей стране. Само население должно будет решить, готово оно на это пойти или нет», – отметила Скворцова. При этом она отметила – следует учитывать существование иных способов избавления от страданий. Например, это оказание паллиативной помощи – предотвращения и облегчения страданий для смертельно больных.
Заметим, что ранее министр Скворцова придерживалась куда более жесткой позиции по поводу эвтаназии. В 2012 году руководитель Минздрава в интервью «Эху Москвы» заявила: «Эвтаназия, на мой взгляд, должна быть запрещена. Она и запрещена законодательно». Кроме того, министр тогда выразила свою личную позицию: «Как врач, я против этого явления. Врач не Бог и не может решать за Господа, кому сколько жить... Грех такой на душу нельзя брать».
В нынешнем интервью «Комсомолке» Скворцова отметила, что в тех странах, где легализована эвтаназия, имели место случаи злоупотребления правом на добровольный уход из жизни. Пожалуй, самым скандальным из таких случаев за недавнее время была история 17-летней жительницы Нидерландов Ноа Потховен. Летом этого года девушка, которая в подростковом возрасте подверглась сексуальному насилию, прибегла к эвтаназии. Ноа не страдала каким-либо неизлечимым заболеванием (что обычно ассоциируется с просьбами об эвтаназии), но находилась в долгой депрессии.
Либеральное голландское законодательство позволяет гражданину, достигшему 17 лет, сделать смертельную инъекцию без разрешения родителей. Ноа Потховен прибегла к эвтаназии, обратившись в клинику через два дня после дня рождения. После этого в Нидерландах начали расследование сразу трех случаев эвтаназии.
Помимо Голландии, эвтаназию практикуют в Бельгии, Люксембурге и Канаде. В США запрещена активная эвтаназия (то есть преднамеренные действия с целью прерывания жизни больного), но в девяти штатах и в округе Колумбия разрешен так называемый ассистированный суицид, или суицид с врачебной помощью. Его отличие от эвтаназии в том, что больной, пусть и под контролем медика, но самостоятельно вкалывает себе смертельный препарат.
Позиция практически всех направлений монотеистических религий по отношению к эвтаназии однозначна. Православная и католическая церкви резко осуждают все формы участия врача в прерывании жизни человека, трактуя ее как убийство. Против активной эвтаназии выступает англиканская церковь. В нехристианском мире аналогичного мнения придерживаются большинство исламских и иудейских богословов.
Но, к слову, в поддержку эвтаназии в 2014 году высказался известный южноафриканский религиозный деятель, англиканский епископ Десмонд Туту. А два года спустя 86-летний тяжелобольной епископ признался, что и сам хотел бы иметь возможность уйти из жизни при помощи врачей (он жив и сейчас – в ЮАР эвтаназия не разрешена).
Добавим, что критики эвтаназии в пылу дебатов, описывая логику своих оппонентов, часто вспоминают об «Акции Т4» – действовавшей в нацистской Германии программе умерщвления психически больных, умственно отсталых, а затем и нетрудоспособных. Сторонники эвтаназии в ответ говорят, что такое «разыгрывание нацистской карты» не более, чем попытка очернить – ведь речь идет исключительно о добровольном решении пациента, принятом в здравом уме и твердой памяти.
Замеры настроений общества свидетельствуют, что россияне скорее склонны согласиться с правом смертельно больного человека на прекращение страданий, но при определенных условиях. По данным опроса ВЦИОМ, опубликованным в феврале этого года, почти 50% россиян вообще не знали значения слова «эвтаназия». Тем не менее за разрешение эвтаназии безнадежно больным пациентам, испытывающим сильные страдания, выступило более половины опрошенных. При этом более 80% считают, что лицам старше 60 лет и младше 20 лет не следует разрешать эвтаназию вообще. Ранее замеры показывали совершенно иную картину. Так, по данным центра РОМИР, в апреле 2002 года только 38,7% россиян говорили, что эвтаназию можно оправдать.
В 2016 году в поддержку эвтаназии высказалась и федеральный омбудсмен Татьяна Москалькова, при этом подчеркнув, что таково ее мнение, как частного лица, а не уполномоченного по правам человека. «Мне кажется, это очень гуманно, если сам человек хочет уйти из жизни и его жизнь не имеет шансов на проживание, если он страдает, если его близкие и родственники... пришли к тому, чтобы прекратить эти страдания», – отметила Москалькова.
Но сразу возникает вопрос – кто возьмет на себя ответственность за прекращение страданий? Этот вопрос, который всегда возникает в спорах о допустимости эвтаназии, на сей раз озвучил бывший главный санитарный врач России, депутат Госдумы Геннадий Онищенко. Комментируя слова министра Скворцовой, он сказал газете ВЗГЛЯД: «Врач – не палач. Тот, кто лечит – не может убивать».
Онищенко также высказался резко против самой идеи референдума на эту тему. «Не может решать население вопрос об эвтаназии. И медработники этим заниматься не должны», – подчеркнул Онищенко. Он напомнил о клятве врача, которую медик не имеет право нарушить: врач не имеет права забирать чью-то жизнь. «Лично я категорически против эвтаназии. Да, она есть в других странах. Но из-за нее там часто возникают проблемы. Нужно понять, что у каждого человека есть основное право – право на жизнь», – добавил Онищенко.
«Врачи не могут участвовать в подобной акции, в этом Онищенко, безусловно, прав», – заметил в комментарии газете ВЗГЛЯД глава «Лиги защиты пациентов» Александр Саверский. Но при этом, полагает собеседник, эвтаназия должна быть разрешена. «Это крик человека, который мы должны слышать, крик о помощи.
Есть такие жизни, о которых страшно говорить, думать. Это жизни в боли, где невозможно помочь.
Я считаю, это единственный повод для эвтаназии – боль, с которой уже ничего нельзя сделать», – подчеркнул Саверский. По его мнению, задача врачей в данном случае: провести освидетельствование и проверить – действительно ли человек, обратившийся с такой просьбой, испытывает невыносимые страдания. «Это должны подтвердить сам человек, врачи и родственники», – подчеркнул собеседник.
Далее, по мнению Саверского, разрешение на проведение эвтаназии должны давать власти, причем на уровне губернаторов регионов, не меньше. «Такой механизм одновременно является и защитным, для того, чтобы не было манипуляций с квартирами родственников и так далее, и реально может помочь человеку в критической ситуации», – отметил руководитель «Лиги защиты пациентов». По его мнению, эвтаназия вряд ли будет осуществляться не в медицинской организации. Если человек находится в сознании, то он должен сам, условно говоря, «нажать на нужную кнопку», а если уже не в состоянии это сделать, то это (по его ранее высказанной просьбе, разумеется) «должно осуществляться какой-то отдельной службой».
«Есть взрослые пациенты, которые готовы идти на эвтаназию. Это их решение. Ребенок не знает, что такое смерть – и тут я против, конечно», – сказал газете ВЗГЛЯД директор Казанского хосписа Владимир Вавилов. «В хосписах пациенты обезболены, они доживают, но порой это фактически живые трупы. И, – добавил собеседник, – иногда бывают ситуации, в которых я бы поддержал эвтаназию. Добровольный уход из жизни пациента при тех заболеваниях, которые нельзя вылечить и которые нельзя обезболить, может быть гуманным выходом».
Оксана Борисова,
Татьяна Агапова