Выйдя замуж в двадцать шесть лет, Варвара Дмитриевна Орлова оставила за собой девичью фамилию. Варвара была дальней родственницей орденоносной артистки, плясавшей на пушке в "Цирке", и знала, откуда пошла их общая фамилия. Гордость не позволяла стать Тарасовой. И детей, родившихся с разницей в год - сына Виктора и дочь Анастасию - она записала как Орловых.
Муж - работник Министерства тяжелой промышленности, не возражал. Его вообще мало интересовала семья - настоящей женой Тарасова была Работа. Впрочем, бывало, что отпуск они проводили вместе, вчетвером, в хорошем ведомственном санатории. Здесь муж забывал о новых танках и вспоминал о жене и детях. Ненадолго.
Дети росли настоящими Орловыми: сын рано потянулся к военному делу, успешно поступил сперва в Суворовское, а затем - в высшее военное училище. Дочь же, получившаяся невероятно красивой, с самого детства готовила себя на роль жены и хозяйки дома. Так и жили счастливо, иногда только на голубой небосклон семьи набегали темные тучки. Но они носили локальный, решаемый характер.
Случился на работе у Тарасова конфликт - приёмщик от Минобороны отказался принимать новейший танк. Скандал дошел до уровня Политбюро ЦК. Вот тут Андрей Петрович проявил твердый характер: лично сел за рычаги боевой машины и с блеском исполнил все самые сложные упражнения на полигоне. Наблюдавший за этим бывший танкист Брежнев восхищенно аплодировал, и приемной комиссии ничего не оставалось, как подписать акты. Тарасова наградили Государственной премией, и на эти деньги была куплена "Волга", на которой семья выезжала на дачу в Подмосковье. Кстати, именно там Настя познакомилась с будущим своим супругом - сыном генерала армии Анатолием.
Были и другие случаи, когда в семье объявлялась тревога. Однажды сын, уже без пяти минут офицер, ударил своего начальника. Состоялся суд чести, велось расследование, и установили, что оскорбленный капитан был обыкновенным вором, которого Виктор застал на месте преступления. Как ни просила Варвара, Тарасов наотрез отказался вмешиваться - так был уверен в невиновности сына. Виктор получил лейтенантские погоны и отбыл служить в часть под Псковом, а через пять лет, уже старшим лейтенантом, угодил в Афганистан. Писал бодрые, обнадеживающие письма.
Вернулся домой в декабре 88-го. Гроб, запаянный в цинк, опускали в стылую яму, покрытую инеем. Стандартная могила, отрытая кладбищенскими работниками, не захотела принять гроб - была слишком узка для большого ящика. Варвара Дмитриевна сухими глазами смотрела, как мужичок в телогрейке и с цигаркой в щербатых зубах, ловко отёсывает одну из стен могилы. Второй, точно такой же мужичок (она еще подумала не к месту: "Их что, специально так подбирают, похожих?"), лопатой вышвыривал наверх отколотые комья мерзлой глины. Муж - Андрей Петрович - глухо рыдал на заднем сиденье служебной "Волги" под наблюдением врача из "кремлевки" - впервые в жизни его сердце дрогнуло под ударом проклятой беды.
На сороковой день гибели Виктора Тарасову стало совсем плохо, и по дороге в больницу он скончался. Реаниматоры не смогли запустить его сердце, покрытое рубцами от множественных микроинфарктов. Семья ополовинилась. Причем лишилась мужчин - главной, и самой надежной опоры.
Повседневная жизнь двух женщин - Варвары Дмитриевны и Анастасии, собственно, не изменилась. Оба их мужчины вечно пропадали из дома. Андрей Петрович в командировках - на танковых полигонах и секретных заводах. Виктор - в частях, где служил. Поэтому пища готовилась, как прежде, на двоих. Уборкой и стиркой занимались поочередно.
Как-то, разбирая завалы на антресолях, Варвара Дмитриевна обнаружила коробку с письмами, которые слали ей муж и сын. Унесла её к себе, и ночью аккуратно разложила по датам отправки. Послания Тарасова - суховатые, отрывистые, пестрящие техническими терминами. Сквозь крупный, твердый почерк - лишь намеки на теплоту, на то, что скучает, любит и торопится поскорее увидеть.
Сын всегда писал подробно, хотя и был, как говорят, "военной косточкой". Ни слова о трудностях. Будто из увлекательного путешествия слал отчеты: что видел, что кушал, с кем познакомился. Последние письма из Афганистана и вовсе, как валокордин, успокаивающие: все хорошо, тихо, кругом - экзотика: горы, речки, красивые цветы, ишаки, местные обычаи и культура. И фотография - потемневшее, осунувшееся лицо под панамой, тенью закрывающей глаза сына. На обороте надпись, на которую ранее не обратила внимания: "Милая мама! Скоро увидимся. Твой сын". Увиделись.
Первые слёзы навернулись на голубых глазах Варвары Дмитриевны. Увиделись. И навеки расстались. Сколько времени прошло с похорон сына, а затем – мужа? Уже начало лета играет за окном зеленью, а в ушах - залпы автоматчиков, скупая речь военкома, звонкие удары ледяных комьев земли о цинковый ящик. "Погиб при исполнении интернационального долга" - надпись на казенном памятнике. Она убрала письма в коробку и спрятала ее в свой секретер. Накинула шаль на плечи, будто ей было холодно в летнюю жару, и вошла в комнату дочери. Настя тотчас прервала телефонный разговор, заметив следы слез в глазах мамы. Варвара Дмитриевна присела на край дивана и коснулась рукой колен дочери:
- Настя, выходи замуж и нарожай мне внуков.
- Мама, я думала с этим подождать, хотя бы год.
- Не надо откладывать. Я хочу, что бы здесь, - она обвела рукой квартиру, - кончилась тишина и звучал детский смех. И чтобы здесь пахло мужчиной. Выходи.
- Хорошо, мама. Я дам своё согласие Сереже.
- Сережа - замечательная партия. Он надежный, я вижу это. - облегченно вздохнула Варвара Дмитриевна.
Летом, в самую жару сыграли свадьбу на подмосковной даче. Столы расставили под вишнями и яблонями, высаженными руками Андрея Петровича и Виктора. По-доброму играли, весело. Обошлось без скандалов. Только сосед - бывший деревенский гармонист, потерявший руку в Афганистане, упившись, рыдал, обняв единственной рукой яблоню у самого забора. Молодые переехали жить в квартиру Орловых. Их стало трое Орловых. По странному стечению обстоятельств муж Насти носил ту же фамилию. Меж собой прозвали квартиру "Орлиным гнездом". Снова в доме запахло кожей военных ремней и на вешалке появилась форма - Сережа служил в "Арбатском военном округе", в Генштабе.
Наступивший 91-й год принес много изменений в семью Орловых. Зять Варвары Дмитриевны ушел со службы, объясняя это тем, что присягу он давал другой стране - СССР, и не собирается изменять однажды данному слову. Глядя на Сережу, Орлова-старшая подумала:- "А ведь мой Виктор поступил бы точно так же". Отец Сергея, генерал Орлов, отговаривал сына, но тот принял решение, и менять его был не намерен. Совсем, как генерал Орлов в молодости, в боях за Белоруссию, когда упёрся в своем решении и даже под страхом расстрела провел операцию так, как замыслил её, и оказался прав. Получил орден Суворова и новые, расшитые золотом погоны.
"Будь по-твоему" - вздохнул он, и отступился. Большие связи генерала, да и собственная смекалка, дали Сереже возможность органично влиться в новую жизнь - жизнь бизнесмена. Вместе с тремя своими товарищами по службе он организовал успешное предприятие. И прежде не знавшие нужды, Орловы зажили еще лучше. Но материальное благополучие мало интересовало Варвару Дмитриевну. Она ждала прибавки семейства, но Сергей покуда не спешил с детьми, хотя Настя уговаривала его родить ребенка.
- Потерпи, Настюша. Вот окрепнем, тогда троих родим. А сейчас положение шаткое. В любой момент все может пойти кувырком. Конкуренты жмут - не отобьемся, останемся у разбитого корыта. Да еще и с ребенком на руках. Подождем.
Настя не смела возражать. Муж - глава семьи. Ждали три года, пока Орлов бился за место под солнцем. На исходе 94-го Анастасия, приятно краснея, сообщила матери новость: "Я беременна". Возликовавшая Варвара Дмитриевна, не будучи набожной, сходила в храм и щедро расставила свечи у ликов всех святых, неумело крестясь. В июле 95-го Настя успешно родила двойню. У дверей роддома её встречали муж с огромной охапкой цветов, и помолодевшая, счастливая мать.
Привезли детей в квартиру, и Варвара Дмитриевна рьяно взялась помогать Насте в уходе за ними. Мальчика назвали Андреем, в честь деда, а девочку – Виктория, в память о Викторе. Мечта Орловой-старшей сбылась: тишина дома треснула от криков детей. Зять, как это всегда было с мужчинами их семьи, сутками пропадал на работе. А женщины занимались детьми и домом.
Однажды Варвара Дмитриевна возвращалась из церкви, куда в последнее время все чаще стала наведываться. На двери лифта висела табличка "Ремонт", и ей пришлось пешком подниматься на свой шестой этаж. На площадке перед своим этажом она увидела лежащего мужчину. В полумраке, проходя мимо, подумала: "Пьяный забрел, что ли?", но перешагивая вытянутые ноги мужчины, по ботинкам узнала зятя. Нагнувшись к нему, отшатнулась. Серые его глаза были распахнуты и глядели на нее в упор, а на широком, чистом лбу Сережи появилась маленькая аккуратная дырочка. Сзади, из-под головы, натекла большая лужа крови. Варвара Дмитриевна вскрикнула и упала рядом с зятем без чувств.
В себя она пришла в больничной палате. Двинуть рукой или ногой не могла, будто была спелената. Чуть скосив глаза, заметила рядом что-то черное. Хотела позвать кого-нибудь, но из горла вырвался лишь сиплый хрип. Тотчас черная тень метнулась к ней. Варвара Дмитриевна узнала дочь - Анастасия была в трауре.
- Мама! Мамочка! – рыдания заглушили дальнейшие слова дочери.
Но мама не могла ей ответить. Только небесно-голубые глаза с болью смотрели на убитую горем дочь. «Я парализована» - догадалась Варвара Дмитриевна. Именно это слово говорил час назад доктор Саркисян:
- Увы, ваша мама парализована. Надежды почти никакой. Ждем, что может быть, придет в себя.
Анастасия, только что похоронившая мужа, попросила врача побыть в палате матери. «Пожалуйста, но недолго» - пожал он толстыми плечами. У него было много больных, которые ждали от него чуда. А по опыту он знал, что чудеса случаются крайне редко. В его личной практике их не было вовсе.
В предновогодний вечер Анастасия спешила домой - там её ждали дети и парализованная мама, которую она забрала из клиники сразу же, как только разрешили врачи. Сейчас там, в их квартире, распоряжалась всем нанятая за большие деньги сиделка и нянька одновременно - суровая, неразговорчивая, но умелая и работящая тетя Зоя.
До дома оставалось пройти только через сквер и пройти сквозь соседний двор. Во дворе Настю нагнал высокий, длинноволосый парень и, широко размахнувшись, ударил молодую женщину по голове обрезком металлической арматуры. Лисья шапка немного смягчила удар, и Настя, упав, тут же перевернулась на спину, пытаясь затуманенным взглядом зафиксировать нападавшего. Длинноволосый, перехватив арматуру в правую руку, со всей силы вогнал её заостренным концом в грудь, которая сочилась молоком. Охнув, Настя скончалась мгновенно. Нападавший, дрожащими руками обшарил карманы пальто, сорвал с шеи золотую цепочку с кулоном, вырвал из ушей сережки и, подхватив сумку Орловой, побежал в сквер. Её остывший труп обнаружил под утро дворник.
Лежавшая в своей комнате Варвара Дмитриевна напрасно ждала свою дочь двое суток. Приходила к ней только тетя Зоя. Кормила молча, меняла белье, обтирала тело губкой и уходила к детям. На вопросительные взгляды парализованной женщины отводила свои глаза и хмурилась больше обычного. В канун Нового года тетя Зоя зашла к Варваре Дмитриевне. Пожевала губами, постояла, и впервые заговорила низким голосом:
- Хозяйка. Вот что. Мне надо будет отлучиться на эту ночь. Детей я накормила и спать уложила. Утром приду. Не беспокойтесь, - еще немного постояла и вышла прочь.
Варвара Дмитриевна спала беспокойно, несколько раз за ночь просыпалась от шума взрывающихся на улице петард и взлетающих ракет. Наконец, когда грохот немного утих, она крепко уснула. Приснилась ей Пресвятая Богородица. Богоматерь бесшумно вошла в комнату и остановилась у окна, глядя на улицу, где веселились беззаботные горожане.
- Святая Мария! Скажи мне - что с моей дочерью? - спросила Варвара Дмитриевна у молчаливой фигуры в белых одеждах.
Богоматерь повернулась к ней и указала рукой вверх. Мгновенно горькие слезы залили лицо Орловой-старшей, и в помутневшем от слез окне растаял силуэт Святой Марии. Проснулась Варвара Дмитриевна от плача своих внуков. Чутко прислушивалась - не слышно ли шагов тети Зои? Нет, за усилившимися криками детей она не могла разобрать - пришла ли нянька, или нет. Крики детей становились все громче и громче, невыносимо рвали ее слабое сердце и сильную душу. И вдруг, будто вспомнив, как это делается, она встала с постели. Неверной, качающейся походкой дошла до детской и приблизилась к кроваткам орущих внука и внучки.
Готовые бутылочки с молоком стояли на столе. Варвара Дмитриевна взяла их, добралась до кухни и подогрела в кастрюльке с горячей водой, налитой из под крана. Вернулась назад и дала каждому ребенку по бутылочке. Крик сразу же прекратился. Орлова слабыми руками поменяла детям памперсы, вновь пошла на кухню и сварила себе кофе. Устало присела на табурет, пила кофе, пытаясь унять дрожь в ногах и руках. Немного успокоившись, она глянула на настенные часы - ровно шесть часов утра. Время, в которое она обычно привыкла вставать всю жизнь…
