Привезли его под вечер. С каталки свешивалась рука, с поистершимся синим якорем, пегая борода торчала поверх простыни. Медсестра Маша, с которой мы разговаривали перед тем, пояснила:
- Беднягу сняли с льдины. Рыбачок. Предынсультное состояние, шок. Себя не помнит. Документов не было – только ящик с рыбацкой ерундой. Пока напишем «Неизвестный». Мы их меж собой «Потеряшками» зовем.
«Потеряшку» завезли в мою палату, переложили на соседнюю койку. Спрашиваю у Маши:
- Можно с ним говорить?
- Попробуй, если получится. Только недолго – чтобы не волновался.
Я попытался разговорить незадачливого рыбака. Впустую. Он глядел на меня светло-голубыми глазами, и молчал. Две недели дед молчал, только морщился слегка, когда игла капельницы вонзалась в его вены. А через две недели в палату вошел парень, внешне очень похожий на «Потеряшку». Взглянул только на койку, и тут же выскочил в коридор:
- Мама!!! Это он!!!
Из-за двери послышались крики вперемешку с рыданиями, удар тела об пол. Выбегаю туда – женщина средних лет лежит у стены без сознания, над ней хлопочут медсестры. Еще одна женщина, преклонных лет, сидит на скамье и давешний молодой человек сует ей под язык таблетку.
- Нашли свою пропажу, - слышу голос Маши.
Две недели родственники обходили все больницы и морги в поисках пропавшего деда. Уже и не надеялись найти его живым. А он будто ждал, когда увидит своих. На короткое время вернулся в себя, увидел жену, дочь и внука. Что-то невнятно промычал, закатил глаза, и умер. Фактически в кругу родных.
Назавтра его койку занял другой. А табличку с надписью «Неизвестный» менять не стали. Этот тоже ничего не мог сказать о себе. Лишь в мороке твердил что-то о тридцати рублях, которых у него нет....