Две дачи, два дома, два смежных участка по шесть соток… Дачи существуют с 1959 года, и кажется – не фундамент у них, а корни, пущенные давным-давно. Одну называют – дедовская
и вот он – дед, замедленно-вальяжный, в белой чесуче и шляпе канотье, с твёрдой палкой… И баба Галя шествует за ним, и идут они по тропинке, заросшей травою, на дачу, где не живут, но бывают. А было – дед увлёкся пчёлами – тёмные, мрачные гробы колод стояли на участке, давая приют сложному социуму пчёл.
Дед – шишка в РОНО, властный, громогласный, любящий поучать, а жена его – учительница географии, оба – какими их помню - на пенсии, идут на дачу…
Никакой он мне не дед, по сути – дед моему двоюродному брату. Как-то во время зимних каникул гуляли с ним по Калуге (дачи рядом с нею) и попали… буквально в буран. Ну, и зашли к старикам пересидеть: дом их стар, колоритен, в переулке за церковью, пили крепкозаваренный чай, и ковёр на стене цвёл переливистым узором…
Старики мертвы давным-давно, дача рассохлась, завалена старым хламом, и окаменевшие книги на полках не расскажут ни о чём – также бессмысленны они, как серая, мраморная соль, но бильярд мы выносим с братом, сукно поседело, шары чрезмерно желты - устанавливаем бильярд под грушей… И…
«А, помнишь?» – спрашивает брат. Что – не важно, у нас разные воспоминания, кое в чём связанные корнями – и корни уходят в почву этих двух дач, принадлежавшим родителям брата и моим дяде и тёте.
Дядя был моим крёстным – священник, друг его – будто изъятый из Лескова, гулкая пустота старой церкви, сердолики икон… Дядя с тётей жили на даче всё лето, и два месяца каникул я проводил тут с братом – растворялся в прелести лета, в текущих его красках грядки были жирно-зелёные, шатры крыжовника огромны, а малинник, будто войско, вставшее стеной.Всё росло, буйно росло у дяди, парники дышали жаром, и помидоры лопались от спелости…
…Как же жить без другого? Тётя с дядей женаты были сорок лет – астральными сущностями себя связанные, вросшие друг в друга. Тётя, дитя войны, 41-го года рождения, много и разнообразно болела – при этом всегда была весела, деловита, хозяйство сияло, всё у неё блестело… Дядя вечером мыл полы на даче, и красным крашенные доски дышали уютом, и сидели они – дядя мой и тётя моя, смотрели телевизор, и дядя пил почти чёрный, крепчайший чай.
Тётя говорила:- «Как я любила вечерами смотреть с Геной телевизор, как я любила…» Теперь тётя тоже мертва, дух их сколь витает над дачей? Старой дачей, обложенной кирпичом, где было много счастья, звучал детский смех, лаяли собаки – чтобы потом опустилась тяжёлая портьера пустоты…
