КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ
Прасолов Алексей Тимофеевич (13.10.1930—2.02.1972), поэт. Родился в с. Ивановка Кантемировского р-на Воронежской обл. Окончил Россошанское педагогическое училище (1951). Печатался с 1953. Автор книг стихов «День и ночь» (1966), «Лирика» (1966), «Земля и зенит» (1968), «Во имя твое» (1971). Для лирики Прасолова характерны тяготение к «вечным» вопросам бытия, пластичность образа, изобразительная емкость, метафоричность. Покончил с собой в 1972 году.
ПАМЯТИ АЛЕКСЕЯ ПРАСОЛОВА
Захлебнулся нутряною болью,
В сердце шип отчаянья вошёл.
Каждый, мол, своею должен ролью
Вечности озвучивать глагол.
Коли тяжела роль – так серьёзно
И умно звучат твои стихи.
В них не будет грана чепухи.
Свет в стихах – над областью тоски.
А поэту не поможешь… поздно…
Александр Балтин
СТИХИ АЛЕКСЕЯ ПРАСОЛОВА
* * *
Налет каменеющей пыли —
Осадок пройденного дня —
Дождинки стремительно смыли
С дороги моей и с меня.
И в гуле наклонного ливня,
Сомкнувшего землю и высь,
Сверкнула извилина длинно,
Как будто гигантская мысль.
Та мысль, чья смертельная сила
Уже не владеет собой,
И все, что она осветила,
Дано ей на выбор слепой.
* * *
Сюда не сходит ветер горный.
На водах — солнечный отлив.
И лебедь белый, лебедь черный
Легко вплывают в объектив.
Как день и ночь. Не так ли встретил
В минуту редкостную ты
Два проявленья в разном свете
Одной и той же красоты?
Она сливает в миг единый
Для тех, кто тайны не постиг,
И смелую доступность линий,
И всю неуловимость их.
Она с дичинкой от природы:
Присуще ей, как лебедям,
Не доверять своей свободы
Еще неведомым рукам.
* * *
Река, широкая, как дума,
Кидает на берег волну.
Ненастье птичий крик угрюмый
Пророчит мне, как в старину.
Тревожь, вещун, полетом низким,
По первобытному пророчь.
Звезда на белом обелиске
Печаль вызванивает в ночь.
Иные шумы заглушая,
В предгрозовой глухой борьбе
Земля — горячая, живая —
Прислушалась к самой себе.
Пройдут величественно-жутко
И гром, и взблески впереди —
И все сожмется комом чутким,
Заколотившимся в груди.
Как
будто яростным простором,
Всей бездной жизней и смертей
Земля гудит, чтоб счастье с горем
Я рассудить бы смог на ней.
* * *
В такие красные закаты
Деревья старые и те
Дрожат,
Как будто виноваты
В своей осенней нищете.
Но в их изгибах обнаженней
Я вижу напряженье сил,
С которым леса шум тяжелый
Здесь каждый ствол их возносил.
* * *
Здесь — в русском дождике осеннем
Проселки, рощи, города.
А там — пронзительным прозреньем
Явилась в линзах сверхзвезда.
И в вышине, где тьма пустая
Уже раздвинута рукой,
Она внезапно вырастает
Над всею жизнью мировой.
И я взлечу, но и на стыке
Людских страстей и тишины
Охватит спор разноязыкий
Кругами радиоволны.
Что в споре? Истины приметы?
Столетья временный недуг?
Иль вечное, как ход планеты,
Движенье, замкнутое в круг?
В разладе тягостном и давнем
Скрестились руки на руле...
Душа, прозрей же в мирозданье,
Чтоб не ослепнуть на земле.
* * *
4.00 22 июня 1941
Когда созреет срок беды всесветной,
Как он трагичен, тот рубежный час,
Который светит радостью последней,
Слепя собой, неискушенных, нас.
Он как ребенок, что дополз до края
Неизмеримой бездны на пути, —
Через минуту, руки простирая,
Мы кинемся, но нам уж не спасти...
И весь он — крик, для душ не бесполезный,
И весь очерчен кровью и огнем,
Чтоб перед новой гибельною бездной
Мы искушенно помнили о нем.
* * *
Еще метет во мне метель,
Взбивает смертную постель
И причисляет к трупу труп, —
То воем обгорелых труб,
То шорохом бескровных губ
Та, давняя метель.
Свозили немцев поутру.
Лежачий строй — как на смотру,
И чтобы каждый видеть мог,
Как много пройдено земель.
Сверкают гвозди их сапог,
Упертых в белую метель.
А ты, враждебный им, глядел
На руки талые вдоль тел.
И в тот уже беззлобный миг
Не в покаянии притих,
Но мертвой переклички их
Нарушить не хотел.
Какую боль, какую месть
Ты нес в себе в те дни! Но здесь
Задумался о чем-то ты
В суровой гордости своей,
Как будто мало было ей
Одной победной правоты.
* * *
Я хочу, чтобы ты увидала:
За горой, вдалеке, на краю
Солнце сплющилось, как от удара
О вечернюю землю мою.
И как будто не в силах проститься,
Будто солнцу возврата уж нет,
Надо мной безымянная птица
Ловит крыльями тающий свет.
Отзвенит — и в траву на излете,
Там, где гнезда от давних копыт.
Сердца птичьего в тонкой дремоте
День, пропетый насквозь, не томит.
И роднит нас одна ненасытность —
Та двойная знакомая страсть,
Что отчаянно кинет в зенит нас
И вернет — чтоб к травинкам припасть.
