Михаил Анищенко, считая своим учителем Юрия Кузнецова, избрав его любимым своим современным поэтом, ничуть не зависим от него ни интонационно, ни стилистически, ни сущностно; однако, думается "Суд Синедриона" М. Анищенко - эта грандиозная, полыхающая красками смыслов и метафор поэма, - вызвана к жизни и огромным даром поэта, и... тем, что последними творениями Кузнецова были именно мистические поэмы на евангельские темы...
(Не есть ли всё подлинное поэтическое творчество - подспудно живущее в каждой поэтической психике желание комментировать Евангелие, дающее образцовые стихи, пускай и без рифм?)
У Михаила Анищенко много поэтических козырей, не убиваемых карт: роскошь его метафор порою ослепляет, неожиданность эпитетов представляет определяемый предмет со стороны, о какой читатель и не подумал бы, но главное, что поражает в сочинениях Анищенко - свобода дыхания: долгого, пронизанного сиянием высокого летнего воздуха; дыхания, льющего строку к строке так, что неизвестно, что испытываешь сильнее: потрясение? заворожённость? может быть, ощущение счастья?
Итак мистическая поэма-триптих "Суд Синедриона"(сакральное число три не могло не прозвучать под поэтическим сводом) .
Уже с первого катрена раскрываются все великие возможности поэта:
И не стандартное определение ночи, и мощное - в меру самого закона - определение оного, и огонь, что оплавляет, как свечи, "перелётные сны".
Далее панорама разворачивается шире, мощнее, страшнее, глубже: ибо поэт, рискуя собою (если вспомнить предупреждение Ф. Ницше) дерзает заглядывать не просто в бездну: в бездну бездн:
Стихи не подвластны логике - той, земной, в пределах которой происходят наши жизни, они подвластны одновременно и логике любви (как сказал другой поэт: "На логику вещей ссылаясь, Не знаешь о другой, увы – В какой, сознаньем растворяясь, Узнал бы логику любви".), и - в случае Анищенко - логике откровения... Ибо: "Медным холодом глаз обрастал, словно инеем, дом..." - это не из реальности: из запредельности, из области озарения, когда поэт и сам не объяснит, откуда, но каким каналам, или небесным дугам спущена строка; но сияет она, и нарушение логики земной кажется невыносимой точностью (подобно тому, как возможна "невыносимая лёгкость бытия").
Туман... старцы Синедриона вырисовываются в панораме, и Суд зреет, копится, готов обрушиться свинцовым шаром на того, кто пришёл менять мир.
Ибо чистый воздух - за Иисусом, ибо правда всегда рядится в простые одежды - если не в лохмотья.
Михаил Анищенко делает невозможное: он зажигает фонарик чуда в каждой строфе, если не строке, и сумма их, соединённая ликованием огромного таланта, уходит в не представимую, как собственно не представляет современный человек тогдашних событий, вечность.
Она седая, - эта вечность, а холодная, или нет - неведомо никому.
Ибо мыслимое золотом оказывается на деле тленом, и не зря речено про "гробы повапленные"; а вроде бы не уместный в данном контексте "айсберг" совершенно естественно ложится в строку.
Метафизика и мистика, история и фантазия пересекаются, ткут причудливо роскошь поэмы: Каифа не может обрести подлинной веры, ибо вектор жизни его ложен; первосвященник иудейский не может вложить пальцы в рану Иисусова молчания, как вложит потом Фома персты в просветлённую плоть Иисуса.
Как горит это молчание, открытое Богу, как рана! как страшно и дико врезается, врывается образ в сознание читающего!
Шире и шире охватывает материал Анищенко - или обрушивается мощью дара своего на оный, самый грандиозный в истории человечества материал.
Глубже и глубже разворачивается бездна, и слои её, данные стихом совершенным и мелодичным, глубоким и... безмолвным (будто не словами поэма писана, а не определёнными ещё кодами), проступают с торжественной постепенностью; вороха обвинений, столь характерных для иудейского микрокосма, сыплются на святую голову Иисуса...
Быть может и сама поэма - святая? Но так не определяют поэтический текст.
В любом случае, созерцая чтением сие значительное полотно, мы понимаем, насколько высокой может быть современная поэзия - и насколько не прав мир, отказывающийся от неё.
...а Суд длится и длится - не правый и не правильный, чужой свету и самой корневой сущности жизни; суд длится триумфом торгашей и бездарей, сладкоречивых пустобрёхов и просто подлецов...
