Известно, что дети, появившиеся на свет под знаком Рыб, часто бывают наделены не только безупречным вкусом, но и вкусом к творчеству, такой уж им подарок делает щедрый Зодиак. В этом смысле Татьяна Ниловна Яблонская, родившаяся 24 февраля 1917 года в Смоленске, была истинной Рыбой.
Отец Тани считался очень одаренным и опытным художником, но ему не хватало решимости целиком отдаться любимой живописи: он зарабатывал на хлеб, преподавая историю и литературу в смоленской гимназии.
Собственную мечту о свободном творчестве Нил Александрович Яблонский сумел привить всем своим детям, а особенно – по-настоящему талантливой Татьяне, которая, сколько себя помнила, всегда на падающую звезду загадывала одно и то же желание: "Хочу стать хорошим художником!"
Мама Тани, Вера Георгиевна, до революции преподавала в гимназии французский язык, но с рождением детей целиком отдалась их воспитанию и обучению.
В 1928 году семья переехала на Украину. Довоенные годы Татьяна посвятила учебе в киевском Художественном институте – для поступления туда с лихвой хватило отцовской подготовки. Потом, в разгар войны, художница поехала в Саратовскую область, на Волгу, на полевые и сельскохозяйственные работы, где ее быстро научили пасти скот, молотить и класть стога. Три года тяжелой полуголодной жизни привели к тому, что сразу после войны Татьяна, вернувшись на Украину, написала свое дебютное полотно, мгновенно сделавшее ее из обычной молодой художницы лауреатом Государственной премии, - знаменитую картину "Хлеб".
"Хлеб" в истории советской живописи играет ту же роль и выражает ту же мысль, что и фильм "Кубанские казаки" Ивана Пырьева (любопытно, что даже год создания этих шедевров совпадает – 1949): нужно дать уставшим от потерь, разрухи и бесконечного тяжкого труда людям возможность хоть недолго передохнуть, поднять глаза и увидеть свое, как все были уверены, непременное будущее.
Веселье, энергия, здоровье, красота, сплоченный коллектив, изобилие еды и ни единого отрицательного персонажа, все такие прекрасные, что и позавидовать-то не получится; зато можно уверовать, что такое счастье в принципе возможно, а значит, будет скоро так и у нас! Эдакая коллективная визуализация желаемого результата получается, и, может быть, удалось бы довизуализировать и до настоящего коммунизма, если бы не случилась хрущевская оттепель. К этому моменту четырехметровый "Хлеб" уже обосновался в Третьяковке, его репродукции – в учебниках, на плакатах, открытках и календарях, а Татьяна Ниловна получила еще одну госпремию за картину "Весна" и стала мастером первой величины.
На волне разоблачения культа личности Яблонскую, как и Пырьева, неоднократно обвиняли в приукрашивании действительности, в оскорбительной для голодных советских крестьян показухе.
Татьяне было нечего стыдиться – она всегда была честна с собой и со своим зрителем и писала только то, что видела, а чтобы точнее и тоньше передать увиденное, она не стесняла себя рамками принесшего ей славу соцреализма. Она не боялась пробовать различную технику, различные стили, круто менять манеру письма и цветовую палитру. Она была художником. "Мне часто приходится слышать: Яблонская постоянно изменяется. Это неверно. Не художник изменяется, изменяется жизнь", - скажет она.
Но что такое женщина-художник, кто она прежде всего, кто она больше – женщина или художник? Живопись определяла весь строй жизни Татьяны, и, закономерно, ее спутниками жизни стали коллеги по цеху. В такой ситуации в отношения двоих рано или поздно вмешивается творческая ревность. Именно творческая ревность разрушила заключенный по любви брак с художником Сергеем Отрощенко, от которого Татьяна родила двух дочерей - Елену и Ольгу. Череда премий, наград и званий, которых была удостоена Яблонская, скорее оскорбляла, чем радовала ее мужа, и Татьяна надолго осталась одна. Во второй раз она вышла замуж за художника Армена Атаяна, у них родилась дочь Гаяне, но и этот союз вскоре распался по тем же самым причинам, что и первый: муж не желал существовать в тени своей знаменитой жены.
К своей известности и сопутствующим ей благам Татьяна Яблонская относилась без пиетета, ни в коей мере звездной болезнью не страдала и, бывало, даже шла на конфликт с партийной властью по идеологическим соображениям. В творчестве Яблонской был период увлечения народным украинским искусством, плоды которого считались проявлением национализма и полностью игнорировались. Она по-прежнему день за днем бросала всю силу своего таланта и вкладывала всю свою искренность в проявление того, что умела увидеть сама и могла показать другим. Она преподавала, она растила дочерей, а потом помогала им растить внуков.
Все дочери Татьяны Ниловны в разное время позировали ей, и все три со временем пошли по стопам матери, связав свои судьбы с изобразительным искусством. Старшая, Елена, в свое время послужила моделью для картины "Утро", по которой не одно поколение советских школьников писало потом сочинения.
"Утро" мистическим образом вмешалось в судьбу Елены, которая мечтала стать художником и отправилась учиться живописи в Москву, в Строгановку. Когда выяснилось, что именно Лена изображена на знаменитой картине, один из студентов признался, что репродукция "Утра" много лет висит у него в комнате как образец настоящего изобразительного мастерства и что именно благодаря ей он решил стать художником. Это удивительное совпадение послужило началом отношений, увенчавшихся законным браком, и в результате Елена смогла лично убедиться, что в далеком городе на родине избранника, в его комнате, действительно висит репродукция работы ее матери, на которой изображена она сама.
"Природа или интерьер, любой объект вдруг как бы покроется какой-то невидимой поэтической прозрачной пеленой, как бы запоет что-то внутри. Какое-то волшебное поэтическое состояние разольется... и обычный кусок двора озаряется изнутри каким-то божественным сиянием. Это, наверное, и называется вдохновением…"
В последние годы жизни Татьяна Ниловна писала в основном натюрморты и пейзажи за окном ее квартиры: после перенесенных инфаркта и инсульта она перестала выходить на улицу, перестала писать маслом, зато пастель научилась держать в левой руке вместо парализованной правой.
Ее физические силы угасали, но картины становились еще более просветленными, радостными и гармоничными. Она не сопротивлялась угасанию, она день за днем рисовала то, что видела – городских птиц на подоконнике, посуду, цветы в вазе.
"Я счастлива в своем ограниченном пространстве" - говорила она, и пространство все сжималось вокруг нее, но ее это совершенно не заботило; ее занимало кухонное окно – бесчисленное количество сочетаний освещения, погоды, угла зрения и стоящих на подоконнике предметов.
Лауреат трех Государственных премий, народный художник СССР, была совершенно счастлива здесь, на кухне, в окружении родных, она день за днем проводила в инвалидном кресле, растирая пальцами пастель и всматриваясь в оконное стекло. В самый день смерти она с удовольствием нарисовала яркий, жизнерадостный букет летних колокольчиков.
