Сквозная, из ажурных металлических сеток беседка, окружённая тополями, находилась у больничной ограды – видно было, как люди идут по делам, слышались обрывки таких банальных, и таких важных разговоров; а дальше возвышались огромные коробки общежитий разных институтов – издалека казались тонкими они: будто ветер мог бы снести.
В беседке – мать с сыном; и пожилой сын, глядя на маму, слушая, как стала говорить, думает, что оптимизм – недобрая выдумка блуждающего чьего-то, неумеренного рассудка…
А мама старается вести себя, как обычно: бодрая всегда и деятельная, в 81 год попавшая в реанимацию с мерцательной аритмией, обещает она:
- Ничего, сынок, я оклемаюсь. Поменьше по хозяйству буду…
- Конечно, ма. Ну, может, пройдёмся?
Большие больничные корпуса, рельеф асфальта и земли всюду неровен, в иных местах ограждения – копают, вероятно чинят коммуникации.
Первый корпус стар, длинная, застеклённая галерея ведёт от него в здание новое, где и лежит мама, но сейчас они (мать держит сына под руку) обходят медленно здание, проходя под галереей.
На пандус въезжает карета «скорой помощи».
- А к нам психованную тётку положили, - рассказывает мама. – И смех, и грех. Говорит, говорит, то ко всем обращается, то в пустоту. Уж к врачу адресовались, сказал разберётся, а она вдруг пропала.
- Как пропала?
- Так. Вышла, двинулась на другой этаж, забрела в чужую палату. Нашли потом.
Приземистый, плечистый красный дом так плотно закрыт, что думается хранит, скрывает, таит страшный, и такой банальный морг - в своих недрах.
А дальше за высокой оградой на просторных холмах детская поликлиника, куда когда-то ребёнком водили сына, а теперь он водит своего позднего-позднего мальчишку.
Впрочем, тот полгода уже не болеет.
- Как ты рассказывал вчера, сынок? – Спрашивает мать. – Про дядек?
- А! Малыша в сад утром веду, и дворники стоят у контейнеров, и он говорит возмущённо: Опять они тут. Да что ж это такое!
Мама смеётся, представляя серьёзность, с которой произнёс смешную фразу малыш.
- А потом меня спрашивает: Па, а что значит: Да что же это такое? Слышал, наверно, в саду от воспитательниц.
- Наверно. Скоро обед у нас.
- Ну, пойдём.
Снова проходят под кирпичными опорами галереи, минуют беседку.
Прощаются у дверей – мама не хочет, чтобы провожал.
- Выпишусь в понедельник, сынок. Всё нормально будет.
- Да, мам.
Сын идёт мимо других корпусов, поворачивает к проходной, вспоминая промелькнувшую неделю: сначала, как ходил в реанимацию, потом, когда маму перевели в общую палату, стали гулять по полчаса, потом…
Он проходит мимо охранника с красным плоским лицом, и знакомая улица настолько противоречит сонному существованию больницы, что…
А что собственно что?
Пожилой человек пересекает улицу, и направляется домой, вспоминая столь многое из долгой жизни с мамой, что и не описать пестро мелькающие ленты лет.
…поляна детства – о чём не знает лес, просто открывая одну из своих полян, полную черники; и они с мамой, ползают, наполняя старые кувшинчики, и вдруг такое жаркое солнце зажигается в груди: как же я люблю маму!
…старый, огромный, коммунальный дом, где жил первые свои десять лет, и мама играет с ним в солдатиков – они неказистые, слишком грубо сделанные, советские.
…мимо сетки спортивной площадки мама, держа за руку малыша в синей школьной форме ведёт его в первый класс, и букет гладиолусов, который мальчишка сжимает в другой руке, так велик, что кажется, не удержать…
Ругаются – будто молния бьёт, мрача сознание, ругаются из-за бытовой мелочи, прекрасно зная, что именно такие и разъедают внутренний состав, заставляя ржаветь сердца.
…дворик морга; над гробом рано умершего отца стоит мама в чёрном, прижимает комочек платка к глазам, бормочет: Лёва, Лёвушка, прости; и сердце у него, у сына, сжимается от боли… за всех.
