психология отношений
Её звали Люська. Длинная, нескладная, она резко отличалась ото всех девчонок нашего курса. Как получилось, что мы с ней сдружились, я и сама не пойму до сих пор. Люська выбрала себе в подруги замкнутую, недалёкую Надежду из параллельного потока, но ту вскоре отчислили за хроническую неуспеваемость. А сама Люська слегла с пневмонией. Тут и выяснилось, что мы из одного города. Я, как всегда, развила кипучую деятельность во спасение одиноких и страждущих: носила Люське задания из института, книги из библиотеки, лекарства из аптеки. Так и завязалась наша дружба.
Люська оказалась довольно разговорчивой особой, она часами могла рассказывать истории из своего детства, истории молодости своей мамы и «предания старины глубокой», известные из рассказов мамы люськиной мамы, т. е. люськиной бабушки. С ней было легко и интересно: Люська постоянно строила планы «покорения мира», куда-то рвалась, что-то придумывала. Она была не красавица, но вокруг неё постоянно вились парни, которыми Люська умело манипулировала.
Периодически (раз в полгода) Люська влюблялась «до гроба», страдала, плакала в мое плечо, писала любовные стихи и письма, которые я, как верный оруженосец, доставляла предмету её обожания. Но как только роман переходил в более спокойную фазу, Люсьен теряла к нему всяческий интерес и искала новую «жертву».
«Я его люблю, нам с ним очень хорошо и весело, но меня сильно беспокоит, что он всегда приходит на свидания немного выпивши. А если пришел трезвый, то тащит меня в кафе, где он все равно немного выпьет, хотя бы пива, или приносит вино с собой. Пьяным его никогда не видела, и кто его знает, тоже так говорят. Получается, что он только ко мне нетрезвый приходит? Я не знаю, что мне делать… Но он такой веселый, ласковый…» (из письма в редакцию).
Очень хочется посоветовать автору письма – выгоните его, если он пришел к вам нетрезвым! Но, наверное, сделать это язык не поворачивается, ведь он «веселый и ласковый». Если вашему другу для нежности и ласки требуется алкогольный допинг, это должно вас заставить серьезно задуматься.
Общеизвестно, что в состоянии даже легкого алкогольного опьянения человек ведет себя не так, как обычно. Да и чувства он проявляет совсем не те, что есть на самом деле. Многие считают, мол, «что у трезвого на уме, у пьяного на языке». То есть, в подпитии мужчина более откровенен и проявляет глубоко запрятанные, но истинные чувства.
Наконец-то этот день оказался солнечным! С утра он выдался таким удачным, будто сам Бог благословил, мол, живи и радуйся! А еще вчера никак не верилось, что лето всё же наступит, и казалось, что эти долгие дожди просто не дадут лету вступить в свои права, ибо стали лить они со дня его наступления по календарю. И, что тут поделаешь, но все почти окончательно смирились, что в этот год лето не объявится.
– Ну, прям, что хотят, то и творят в нашем непредсказуемом мире…
– Уж верить никому нельзя…
Но вернемся к моему несчастью. Итак, звоню я туда, в эту «скорую», звоню не за тем, чтобы приехали, – это вообще что-то из области фантастики. Звоню им, чтобы просто сказать, мол, снизойди до меня, «наша нескорая скорая», посоветуй женщине одинокой и несчастной, что же делать ей с этим клещом проклятущим? Но «скорая» своих традиций не меняет и так просто позиций не сдаёт:- «Попробуй-ка, возьми нас! Мы ж – Очаков, если не покруче. Ишь, раскатала губёшки, бабёнка! А ты помайся, помайся у телефончика, милая, да диск покрути до заскорузлости пальца. Что, кишка тонка? Ну, то-то же! Слышишь, как мы тебе стандартно и с гнусавостью - подождите… подождите… подождите… Похоже это на монотонный вой вьюги? Ты нам посреди лета названиваешь, а мы тебе в ответ вьюгой воем».
Вобщем, крутила я телефонный диск, крутила, и, наконец, трубку взяла какая-то «рязанская мадонна». Если бы не этот мой животный страх перед энцефалитом, то, слушая её рязанский говорочек, я бы точно надорвалась от смеха. Он, говорок этот, наконец-то, вякнул мне нечто человеческое: «Мы заняты… Заняты. Ждите». И из трубки полились чарующие звуки «Полонеза Огинского». Под него можно было потанцевать минут 30, не меньше. Ух, какой прогресс! Гляди ж ты: и «скорая» научилась на момент своей сверхзанятости подключать к своей работе музыкальных классиков. Я поняла, поняла! Это явно для того, чтобы тебя, умирающего, отвлечь от собственных горестей. Мол, ты танцуй, дорогая, танцуй, мы ведь, самые «скорые», всё равно все до единого пока заняты. И вот ты танцуешь и одновременно греешься мыслью, что, может быть, и они в эту ответственную минуту тоже с тобой оттанцовывают по ту сторону провода. А как же? Они ж тоже люди. А раз так, то вконец измотанные врачи этим самым танцем, укрепляют свою, издёрганную нами же, больными, нервную систему.
Кем нами? Ну, как же!? Теми самыми сумасшедшими полуночными больными. Ишь, придумали, когда болеть! Но вот – свершилось: в трубке что-то щёлкнуло, и прорезался в ней, наконец, долгожданный рязанский говорок. Глотая окончания слов, он устало объяснил: «Ну, женщина, вы прям какая-т непонятливая. Ну и что же? Подумаешь – клещ. Господи, да вас с этимь клещамь, знаить, скольк теперь? Так что, ложись и спи. А завтра придёшь утром к своему врачу!» И трубку – хлоп! – и бросила. Вот тебе и на - конец разговора.
И вот я уже одета. Уже на улице. Уже выскочила из подъезда. И тут вижу – идут мне навстречу двое молодых влюблённых. «Надо же, – думаю, – оказывается, в три часа ночи можно ещё кого-то встретить, кроме укушенных». А лица у молодых такие приятные, такие счастливые - ну, прямо ах, да и только! И я, как ни странно, из-за этого их обаяния не вспомнила даже ни про бандитов, ни про иное мелкое жульё. Я давно про себя заметила – когда бываю не в себе, то обычный страх и чувство самосохранения у меня напрочь отсутствуют. Стою я перед этой парой, как вкопанная и чувствую, что словно прививку от страха у них получаю. И это я-то – вечная бояка, укушенная клещом!
Возникла неловкая пауза. И длилась она, к счастью, недолго, поскольку этот красивый молодой человек вдруг вежливо обратился ко мне: «Ну-ка, улыбнись сейчас же!» Сказал он так и при этом посмотрел на меня в упор. Видимо, мой вид даже этого красивого парня насторожил. И я, безотчётно ему повинуясь, уставилась в глаза молодой паре. «Как можно улыбаться, если во мне сидит клещ?» – пролепетала я, сама не ожидая, что вот так доверчиво и сразу пойду на контакт с совершенно незнакомыми мне людьми.
Скорее всего, мне в ту страшную ночь жутко хотелось кому-либо рассказать про весь свой ужас от этой крошечной черной точки, накрепко застрявшей у меня где-то подмышкой. «Клещ, говоришь? – вдруг оживился парень – Где он? Давай, я его сейчас вытащу!» Наконец, и девушка заговорила: «Давай, давай своего клеща сюда! Мы, знаешь какие таланты по клещам. В два счёта всех переловим».
