Бабушкина правда

Женская психология: наедине с собой
Женская психология: наедине с собой

Минуты откровения, они бывают как у мужского пола, так и у девического. Не раз звучали рассказы, окрашенные яркими эпизодами распрощания с девственностью. У кого-то это, как неизбежность, и до замужества. У кого от нахлынувших чувств. У кого от удобного момента или просто из интереса. Еще от избытка выпитого. Вроде как в беспамятстве. Все нюансы происходящего трудно, почти невозможно описать. Я тот человек, который всех понимает. И ни в коем случае не осуждает. У каждого своя история. В этом и есть индивидуальность и неповторимость.

А вот свое прощание с девственностью я никогда не забуду. Меня, наверное, можно назвать осколком того поколения, для которого слово «девственность» было ключевым в моральном кодексе девушки. Но, если говорить честно, некоторые мои сверстники беззаботно отвергали всякие там замки, ключи и мамины предупреждения, считая всё это предрассудком. Я же с малолетства попала в ежовые рукавицы своей мамы, которая сумела вложить в мою детскую головушку жёсткий свой монолог под названием: «Береги честь смолоду».

Это мамино назидание прямо застряло в моих не очень разветвлённых извилинах, и я гордо несла его через свою юность. И хотя многие говорили мне, что я красавица, мои отношения с мальчиками складывались на основе дружбы. Я достойно дружила с мужским полом, и зерном моего девичества было – друг, скорее – лучший друг. Все знакомые мальчишки очень уважали меня. И, если устраивались мальчишники на лыжах, игры в шахматы, даже пьющие вечера, – приглашалась из женского пола только я. Одним словом – свой пацан. Видно, слово «друг» умела оправдывать.

Я же пить не умела, и этот факт, на мой взгляд, останавливал и остальных. Ребята рядом со мной стеснялись сочно выражаться, а если что-то проскакивало с картинками, тут же звучало: «Прости». Для наших пацанов я была, как бы, «смирительной рубашкой». Не скрою, была целована пару раз в щечку в порыве дружбы. И с будущим мужем вечно бы дружила, если бы он не стал настаивать на замужестве.

О появлении жениха узнала бабушка, о существовании которой я знала понаслышке. Тут же она примчалась из своего Днепропетровска – и сразу в атаку. Думаю, моя мамочка сообщила ей, что на горизонте объявился кавалер с еврейской фамилией, что и подстегнуло мою бабулю – блюстительницу правильной жизни. Да, я не ввела вас в подробности моего происхождения - я была еврейской девочкой советской действительности. Вообще-то этот факт никого из моих друзей не шокировал, да просто не интересовал. Определила меня, как еврейку, запись в паспорте в 16 лет. Но бабушка, прожив долгую жизнь, наперед знала, что только с евреем необходимо связывать свою судьбу: «Не представляешь, деточка, как ужасно, когда тебе муж, например, после брачной ночи заявит, что ты – жидовка. Это самое обидное. Присмотрись к своему ухажеру. Он – твоя судьба».

И я задумалась. Слова маминой мамы, то есть моей бабули, вошли и укрепились во мне. Я теперь не ведала, как к себе – чистокровной еврейке относиться - всё спрашивала и спрашивала, но не находила ответа. Надо было этой бабушке припереться из своего Днепропетровска и так задурачить мою, совершенно девичью голову!

Этот жених, по моим подсчетам, и на треть не тянул на еврея. Им у него был только отец и то, с немецкой фамилией. Все мои знакомые, залихватски веселые, пахли мужиками: куревом, иногда водкой. Все они меня любили, ценили, уважали – больше, чем любую русскую, из-за меня ссорились, даже дрались. И мне очень нравилось быть в центре этих событий. А «мой» – пахнет компотом и ванилином. Очень уж вкусно! Но зато он не скажет... (см. бабушкино предсказание). А от этих уж жди самого разного – кто, что и когда выкинет - так вот убеждала меня бабуля. И начали меня атаковать со всех сторон: с одной – две мамочки, с другой – жених и его почти еврейская семья.

Я задумалась серьезно... Ладно женюсь! Хоть в самостоятельность войду и от двух мамочек освобожусь. А уж, как дальше - будет видно потом. Надоели мне мамочкины железные оковы. Они висели у меня не только на руках, а уже прямо на шее. Всё, точно женюсь, то есть за-му-ж пойду! Спустя два месяца, сразу после исполнения 18-летия состоялась свадьба! А я всё не могла привыкнуть ни к жениху, ни к необходимости в нём.

На свадьбе хорошо погуляли! Я была прямо красавицей с длиной косой пшеничного цвета и серыми глазами. Эта внешность у меня с рождения сохранилась. Гуляли весело. И вот, когда стали расходиться после первого дня свадьбы, подходит ко мне мой папа и по привычке (вовремя забрать) говорит: «Ну что, доченька, праздник кончился, пошли домой». Берет меня за руку. А я очень ему была благодарна - уже так домой хотелось. А тут вдруг мой тихий жених, по паспорту – муж, пахнущий компотом и ванилином, встал нахохлившимся петухом между мной и папкой и произносит: «Нет, она теперь моя жена! И она останется со мной!»

Мы с папкой бросились друг другу в объятия. Это напоминало прощание перед казнью или в преддверье газовой камеры. Мы горько заплакали. Слезы мои умели катиться градом. Видно, папка весь в меня - я увидела такие же слезы в его глазах, как отражение в зеркале. Но мой супруг отобрал меня у отца… Папуля с поникшей головой, не оборачиваясь, зашагал к выходу. Я долго хлопала своими длиннющими ресницами, но вставить слово своё решительное не решилась, ведь и паспорт подтверждал факт моей принадлежности этому полуеврею.

Муж завел меня в приготовленную девятиметровку – нашу опочивальню. Белые простыни сверкали голубизной. «Честь смолоду, честь, честь ...честь...» - зациклилось звоном в совершенно забубенной головушке. Я вырвала свою руку из новых тисков – мужа по паспорту – и залепетала: «Подожди, подожди. Рано. Мы еще совсем мало знаем друг друга… Давай хотя бы до Нового года подружим… Куда торопиться?» (А себе тихо думаю: стыдно пачкать эти светящиеся простыни).

Он остановился, как вкопанный. Его взгляд прямо застыл на этих простынях. Вдруг захлопал он глазами: видно было - что-то он решил. А у меня как заезженная пластинка, всё вертится и вертится: «Подружим, под-ру-жи-м...» Тут он, будто по команде «отбой» разделся и оказался в кровати. Знаю, в армии за 45 секунд – быстро-быстро раздеваются. Так мой эту норму выполнил за 7 или даже 5 секунд - в книгу рекордов Гиннеса должен бы попасть, если бы кто засёк. Хлоп и уже в кровати, к стеночке зубками прильнул и затих. Немного постояв в раздумьях, рассудила я про себя: «Ведь жена…» - и тихонько прилегла на другой краешек. Утром встали. Он и виду не подал. Будто всё было как надо.

Стали готовиться ко второму дню свадьбы. В 10-00 все-все, кто был вчера, и сегодня пришли. Опять весело было. Кто считал необходимым, тот и задавал тихо-тихо на ушко один вопрос: «Ну, как?» Даже папка долго мялся и, всё откашливаясь подыскивал слова: «Ну, что, дочь... ты что... стала... женой?» «Ещё – во Дворце бракосочетания» – ответила я хитро. Папа не стал уточнять, каким образом, как и когда, что он того не заметил. Видно, отходил!

Я пребывала вся в думах. А как же дальше? Слышала, что эта волынка затягивается на всю жизнь. Господи, как приготовиться к этой мысли? Я прямо совсем не готова стать женой... Первое – я боюсь: говорили, что очень больно. Второе – я к нему как-то мало привыкла, почти не привыкла. Вроде и неплохой этот полуеврей. И зато никогда не обидит и не назовёт... бабушкиным обещанным словом. Всё приглядывалась за столом к своему мужу, а он меня и не видел. Рюмки одну за другой отправлял в себя - точь-в-точь, как некоторые мои знакомые. «Свой парень»,- подумала я. Когда все разошлись, мы моего мужа отволокли к нашей кровати, по-прежнему сверкающей голубизной. Он всю ночь безмятежно проспал. Я сидела на краю кровати и ждала, ждала, когда же он начнёт приставать, не прекращая повторять свою речь. Покушения так и не произошло. А к утру и я свалилась рядом.

Третий день нашего замужества прошёл как-то в делах. В уборке. В рассматривании подарков. В подсчетах подаренных гелдочек - (по-еврейски), а по-русски – денежек.

– Купим стенку!

– Нет, не хватит. Только на шифоньер.

– И то не трехстворчатый, а только на двустворчатый.

– Да в девятиметровку другой и не нужен.

Довольные намеченным приобретением, оказались… у нашей белоснежной кровати.

Я откроюсь. Ведь весь день подготавливала я себя к процессу становления женщиной... «Вот он меня уже страстно целует… небось отвлекает, хитрит, а сам накинется… и всё?!? …Ой, страшно, – проносится в обновлённых извилинах старым, еще не стертым новой жизнью текстом. – Ой, страшно... Боюсь. Хочу? Не хочу. Вроде уже и хочу...» И опять побеждает тот, заложенный еще с младенчества монолог: «Береги…береги… Ну, куда торопиться?.. До Нового года всего… почти 2 месяца... Подружим.. нем…»

…Тут он меня отодвинул подальше от себя, видно, хотел лучше разглядеть, с кем имеет дело. Ведь «лицом к лицу – лица не разглядеть» - видимо, у Есенина была аналогичная ситуэйшен. Мой муж уставился от возбуждения желтыми глазами в мой правый глаз и, не моргая, прошипел: «Ты ведёшь себя, как настоящая жидовка!» Я чуть добровольно не свалилась на ждущую меня уже третью ночь кровать, только с диагнозом – инфаркт миокарда, то есть разрывом или надрывом сердца. И стала лепетать, лепетать… с навертывающей слезой: «А бабушка го-во-ри-ла...» Вот-вот разрыдаюсь. Но рыдания стали переходить в другие звуки – х-х-ха (может, обидеться и рвануть домой?), но хохот задавил мою обиду:- «А ты тогда кто?» – он задумался на секунду. Здесь мы уже оба в упор вглядывались друг в друга. Наверное, обдумывая – кто он, кто я?

Всмотрелись. Изучили. Опомнились. И тут оба, как по команде прямо навзрыд расхохотались. И – правда, кто мы? Он по паспорту русский, хотя папа еврей с немецкой фамилией. Я с русской душой, а по паспорту и по родителям полнокровная еврейка. И тут я увидела, что он понял меня, проник в мою душу – хорошую или не очень… для кого-то и непонятную. И меня он принял такой, какая я есть. Понял, поверил, что это не притворство, не розыгрыш, а просто что-то еврейское, что необходимо принять. И мы, обнявшись, проспали нашу третью свадебную ночь. Самую родную. Ночь ознакомления. Видно, дружба состоялась. Да и куда денется все остальное?..

Прожили мы вместе много-много - целых 32 года. Имеем двух сыновей и каких!?! Ещё трёх внуков – мальчик, мальчик и девочка. Теперь уже нет рядом моего полуеврея с немецкой фамилией, а мне его так не хватает… Вспоминаю свою бабушку с её наивным предсказанием со словом – «жидовка», в устах полуеврея звучащее скорее смешно, чем обидно …

Да-а-а… не просто жизнь складывается… А вот пробегает она с неимоверной скоростью.

Людмила Фельдблит


Коментарии

Фирдаус Крайгород Замечательно.Желаю Вам всего самого наилучшего.

Добавить Ваш комментарий


Вам будет интересно: