– И наконец-то летим домой!
– Домой, на Родину!!
– Домой, восвояси!!!
Я, честно говоря, к тому времени уже безумно устала от этого отдыха с беспросветными дождями, бесконечными магазинами и постоянной дегустацией «вкуснейших спиртных изделий». Так, с аппетитным причмокиванием, частенько говаривалось нашими, осоловевшими от постоянных проб, мужьями. На этой почве они за короткий срок вдруг стали закадычными друзьями.
Вот и долгожданный аэропорт! Вот мы уже поднимаемся по трапу в громадное нутро комфортабельного авиалайнера. Правда, входящим в самолёт, стюардессы почему-то не предлагали занять свои места, согласно купленным билетам, поэтому каждый распределялся по собственному усмотрению. Вскоре я поняла, что со стороны бортпроводниц такое решение было весьма неосмотрительным. «Самоусадка» пагубно сказалась не только на наших мужьях. Все остальные в самолёте тоже немедленно разделились на сплошные пары «закадычных друзей».
Были ли они тоже чьи-либо мужья или же просто случайные собутыльники – понять было совершенно невозможно, ибо через самое короткое время все пассажиры авиасалона превратились в одну большую и единую семью. Большинство, опрокинув на брудершафт чего-нибудь горячительного и звучно при этом лобызнувшись, словно шахматные фигуры рокировались по самолету, меняясь местами. И никого это не смущало, ничуть не шокировало, а, наоборот, вызывало чувство непередаваемой гордости и восторга – вот, мол, смотрите все, сколько может выпить советский, истинно российский индивидуум! Причём, все оставались в полной уверенности, что пребывают в состоянии «от» и «до», то есть, до краёв переполнены счастьем.
Это, неожиданно свалившееся на них счастье, они выражали фразой: «Мы живём хорошо, и у нас всё есть!». Явно видно было, что почти все пассажиры нашего «весёлого» авиасалона, кто временно, а кто и навсегда, совершенно забыли о существовании предела этой неожиданно обуявшей их «радости». С кем-то, видимо, такое произошло от перенапряга, с кем-то от упадка сил или от перевозбуждения, а у кого-то возникло непреодолимое желание тут же, в самолёте, разобраться с той или иной проблемой при помощи кулаков, одолев и сокрушив всех и вся! Именно такая потасовка и возникла в хвосте самолёта. Самое дикое и странное было не в том, что она возникла, а в том, что никого это по-настоящему не взволновало, наверное и обслуживающий персонал откушал некие небезобидные напитки.
Но вот всё же кое-кто из пассажиров, хотя и с ленцой, но стал проявлять интерес к происходящему, позволив себе бросить короткий недовольный взгляд на дерущихся. При этом сей «правдолюб», скучно глядя на потасовку, не забывал отхлебнуть из своей бутылки «горячительного». Кто-то сумел развернуться в сторону шума, а кто-то даже сумел приподняться, но никто, абсолютно никто так и не покинул своего места, даже, когда из хвоста самолёта донеслась крепкая брань и уже брызнула на палас салона кровь… Да, да кровь была налицо и даже на лицах, но этот факт тоже никого нисколько не обескуражил! Наверняка все в этот момент с явной грустнотцой вспомнили Родину, поскольку из хвостового отсека терпко пахло отчизной.
От этой так внезапно нахлынувшей ностальгии вдруг встала одна из пассажирок и неожиданно для всех смачно завернула – ещё «поэтичнее», чем дерущиеся хулиганы. После столь впечатляющей тирады она ухватила главного «героя» за волосы и поволокла в сторону от возни. И, странное дело, этот бесстрашный вояка в мгновение ока стал кротким, аки агнец. Обняв воинственную женщину, которая, видимо, доводилась ему мамой, он мгновенно как-то весь сник и успокоился.
Тут, наконец-то, объявили, что мы прибываем на Родину, и мне сразу стало легко, и радостно. Мы, оказывается, вовсе не в Бермудском треугольнике, и нас всё же доставят домой в целости и сохранности! От сознания этого я тихо-тихо про себя трижды прокричала: «Урра!!!», родившееся у меня где-то в районе солнечного сплетения. Я, наконец, впервые за весь полёт решительно направилась к нашим «мужьям-дегустаторам», находящимся в каком-то созерцательном настроении. Оба они философски разглядывали остатки содержимого бутылок и молча высасывали из неё последние капли. Напитки по цвету у них были разные, а выражение лиц - совершенно одинаковое, как у близнецов-дегенератов. Явно им было не до жён, но я всё же решилась вполне мило произнести: «Папочка, может быть, тебе уже достаточно?» В ответ услышала бессвязное по слогам: «Ма-муль, дай п-покончить с отпуском. Ведь всё т-так хо-ро-шо! Ты с-согласна с-со мной, м-мам?»
Разве можно было что-либо возразить, глядя на их младенчески счастливые лица?! Мне оставалось лишь послать в ответ одну из своих самых лучезарных и очаровательных улыбок. «Что ж, я враг своему счастливому мужу? Нет, нет! Я довольна… Я довольна… Довольна!» – слова этого аутотренинга звучали во мне где-то глубоко, на этот раз, даже глубже солнечного сплетения. Чмокнула я своего «папочку» в темечко и убралась на своё относительно тихое местечко.
Но вот, наконец-то, все пассажиры уже вне самолёта – в зале аэропорта. Мы разом объединились в одну огромную очередь и направились к таможне. Кто-то, видимо, тот, кто всегда всё знает, на полном серьёзе сказал: «Пишите, пишите очень точно, что вы ввозите на Родину. Только серьёзно к этому отнеситесь и не перепутайте ничего, иначе могут быть большие неприятности».
В одной группе пассажиров оказались и представители частного бизнеса, прибывшие чартерным рейсом, и просто отдыхающие, как раз те, кто пережил «красивый» отдых и теперь возвращался этим же рейсом обратно. К таким пассажирам относились и мы с мужем. Однако требования таможни и к тем, и к другим были единые и довольно жёсткие. А как же: раз был там, то и отвечай, но уже… здесь. Знай наших! Мы тебе покажем кузькину мать!
А мы все тогда и впрямь походили на многострадальных чад этой самой кузькиной матери. Ну, а эти, в погонах, в свою очередь были для нас не просто таможенниками - они были генералами, потому как на тот момент в их руках была сосредоточена вся власть. О, они это очень даже хорошо понимали, и я бы нисколько не удивилась, если бы вдруг услышала в свой адрес издревле российское: «Молча-а-ать, быдло!!!»
«Господи, – лихорадочно соображала я. – Ну что я буду писать в этом таможенном реестрике? Ох, как бы чего не перепутать! У нас два огромных чемодана. Разве же я теперь помню, что туда понатолкано? Даже под страшными пытками, под дулом автомата, под угрозой смертной казни мне этого не вспомнить... Обратиться сейчас к мужу? О-о-ох!.. У-у-уй!.. Да ни за что! Это же всё равно что, задрав голову, послать свой беспомощный вопль небу!»
Оно так и было. Муж вроде бы осязаемо был рядом, так явно ощущалось его присутствие в виде запаха перегара и какого-то бессвязного бормотания, но было совершенно ясно – витал он где-то совсем далеко и от меня, и от всего, что со мною на тот момент происходило. Этим он начал раздражать меня всё больше и больше. И я, наконец, не выдержала: «Послушай-ка, дорогой мой путешественник, а ну вспоминай, что именно у нас в чемоданах напихано, и в каком из них что находится. Иначе могут быть большие неприятности». Меня уже начинало мелко трясти, и муж это тут же почувствовал. Он внимательно, насколько был в состоянии, посмотрел мне в глаза, и его резко качнуло к чемоданам. Облегчённо выдохнув, я направилась добывать реестрик.
Помню, уже стояла я в центре зала, как вдруг увидела… Нет, даже не увидела, а почувствовала некую для себя опасность. Резко развернувшись, я обомлела от страха. Ко мне ангажирующим шагом приближался тот самый «вояка», который всех нокаутировал в самолёте. Что тут было делать? Я не стала себя настраивать на необходимое в таких ситуациях поведение, а просто, взяв себя в руки, как можно равнодушнее взглянула на этого амбала и мысленно задала себе вопрос:- «Нужно ли мне начать бояться его уже сию минуту или...»
А тем временем этот молодой «красавец» подходил всё ближе и ближе. Был он из породы то ли явных уголовников, то ли из удалой когорты ещё только готовящихся снять «угол» где-нибудь в тайге на лесоповале. И вот он, этот мордоворот, уже рядом… И вот уже пристально смотрит прямо на меня… «Ой, мама-а! Иду! Иду на контакт! Надо… надо попытаться вступить с ним в беседу, но, не переступая границ. Хотя, вроде бы мы уже, как бы, свои, раз один самолёт на всех, то он вполне может быть приравнен к коммуналке. Однако, кто ж знает, какие мысли в этот момент ворочаются в его голове?» - Вот так бессвязно и суматошно тогда думалось мне. «Надо хоть что-то, но говорить! Чего ж молчишь, дурёха?!». И я решилась.
– Вот… иду поинтересоваться... – выдавливаю сипло.
– А я вами уже давно заинтересовался!
– Не поняла…
– Я хочу сказать, что среди этой толпы, вы самая заметная и красивая. Настоящая женщина!
Тут он ещё ближе придвинулся ко мне. Да уж! Такого оборота я и не предполагала. «Может, он обознался? Может, ему так дали по башке в самолёте, что галлюцинации начались, или белая горячка настигла? Столько выпить - тоже ведь много здоровья требуется». Но я присутствие духа не теряю.
– Дорогой мой, – говорю ему, чеканя каждое слово, – я вам в мамы гожусь, и, тем не менее, ваша мама не я. Идите к… матери. А, кстати, где она?
– Она мне не мама. Она – моя женщина. Но вы мне очень симпатичны! При этих словах он придвинулся ко мне настолько, что я остро унюхала целый коктейль исходящих от него запахов: влажные подмышки, смесь перегара с какими-то дешёвыми сигаретами, но самое отвратительное, что меня испугало по-настоящему – от него пахло… похотью!
– Пап, пап! – что есть сил кричу я мужу, и в отчаянье машу ему рукой, подзывая к себе. Мой муженёк вроде бы меня услышал и даже сумел приподнять себя. Вот он уже сделал пару шагов мне навстречу…
– Оставь своего папу, пусть отдыхает, – дружелюбно советует мне амбал, но мой «папа» уже уверенно шагает меня спасать. Одновременно с другого конца зала двинулась к нам «мама», то бишь, женщина этого красавца. И… они сошлись.
– Н-ну?! – вопросительно процедил муж, недобро глядя на «вояку», и снова запахло очередным скандалом. Тут, наконец, вмешалась и «мама». Она привычным жестом ухватила за волосы своего агрессивного любовника и твёрдо меня заверила: «Девушка (это мне она так?!), не переживайте. Он у меня смирный, когда я при нём. Не надо лишних неприятностей: уводите своего «папу», а я уведу своего… «сыночка»».
Сказав это, она так резко дёрнула «сыночка» в сторону, что тот успел лишь послать мне прощальный воздушный поцелуй, и уже издали помахал ручкой.
– Чего он от тебя хотел? – мрачно спросил меня «папа» почти трезвым голосом.
– Чего, чего? Жениться хотел! – хихикнула я, окончательно успокоившись. Правда, эту фразу мой, уже почти протрезвевший папуля пропустил мимо ушей.
Ох, ну до чего же долго продолжался этот процесс заполнения! Когда мы подошли ещё ближе к представителям таможни, я к своему ужасу вдруг обнаружила отсутствие одного колёсика на моём сверхмодном импортном чемодане. «Ой-ой, где моё колесо?» – заволновалась я. И надо же было случиться, что в этот самый момент мимо проходил рабочий этого зала. Он, видимо, чтобы разрядить накалившуюся обстановку, решил надо мной приколоться и, тщательно оглядев чемодан, многозначительно произнёс: «Вон в том зале, в ящике найдёте своё колесо». Радостная и окрылённая, я мигом рванула туда. «Вы куда, гражданочка?» – крикнул мне вслед другой рабочий, но его я уже не слышала. Подобралась к ящику, схватила колесо и тут же бодрой рысцой обратно, к своей очереди.
А очередь уже приближалась к осматривателям чемоданов. Едва я втиснулась в толпу, как ко мне тут же подошли эти самые рабочие – и тот, кто послал за колесиком, и тот, кто интересовался. Присоединились ещё какие-то люди, и все они с каким-то лукавым прищуром смотрели то на меня, то на добытое мною колесо. «Ой, а что это у вас в руках, гражданочка, что за вещица? – ехидно кто-то поинтересовался. «Что, что! Конь в пальто. Колесо от моего чемодана», – отрезала я.
К моему удивлению, группа интересующихся росла, волновалась, гудела и, наконец-таки, заставила меня взглянуть на то, во что я так судорожно вцепилась мёртвой хваткой. Я взглянула и… оцепенела - в руке у меня находилось не колёсико, а огромное колесо. По размерам оно значительно превосходило не то что колесо от чемодана, а даже от рояля, а, может, и от бульдозера.
Видимо, этим рабочим очень хотелось разрушить атмосферу всеобщего «ужаса», царившего на таможне по случаю счастливого возвращения на Родину - они прямо-таки жаждали хоть чем-либо растормошить напуганную донельзя публику. И не ошиблись – грянул смех. В этом гомерическом хохоте участвовали все, кто жаждал покинуть связавший нас по рукам и ногам зал прибытия. Разом было разрушено ощущение, что нам уже никогда не вырваться из душных тисков этого опостылевшего зала, зала вечного ожидания и мук. Все просто задыхались от смеха, глядя на это чудовищное колесико.
Господи, да как же им удалось так ловко разыграть меня!? Но ведь и я тоже не лыком шита. Шалишь, брат, со мной такие номера не проходят. Я тут же, не задумываясь, маханула это колесико туда, откуда вся толпа уже успела перебраться поближе к Родине. Колесо, изящно покатилось, и давай себе разгуливать по опустевшему залу, выделывая невероятные пируэты, кружась, и выкручивая виртуозные «па», словно прима-балерина. И вот она-то, эта незамысловатая, на первый взгляд, вещица и завершила все душевные волнения каждого возвращающегося. Люди страшно устали от длительных проверок и экзаменов, хотя именно это и являлось самой обычной работой нашей таможни. И здесь, как и на экзаменационной сессии, любой даже наскоро скроенный юмор, был уместен и принимался всеми с большой готовностью и благодарностью.
Но вот мы с глазу на глаз с теми, кто должен точно определить, что именно и в каком чемодане у нас «тайком припрятано». Мы с мужем внутренне как-то напряглись, ведь там, за прозрачной массивной дверью аэропорта нас столько времени ждали сын со снохой. Они отчаянно жестикулировали, щёлкая пальцами по горлу, что означало: мы устали от затянувшихся ожиданий. Мы в ответ охали и разводили руками, объясняя, что от нас, увы, сие не зависит.
Господи, да скоро ли? Оказывается – нет, это ещё не всё. Нас подвергли испытаниям, задавая каверзные и провокационные вопросы.
– А точно ли то, что вы записали, лежит именно в этом чемодане? – при этом спрашивающий подозрительно дырявил меня глазами.
– В том, что «то» там лежит, я уверена, но где именно оно лежит – разве так уж важно? – отвечала я, пытаясь не сорваться.
– У нас всё важно... – по-солдафонски чеканят мне. – У вас могут быть неприятности. Мы с вас возьмём большой штраф.
Мне даже не с кем было переглянуться, чтобы подчеркнуть несуразность такого глупейшего диалога - красноречивый взгляд, словно на непробиваемую стену, натыкался только на прищуренного «папулю». Мой муженёк, как я поняла, пока ещё не вернулся из нирваны и счастливо пребывает там в состоянии «отбытия».
Надзиратель же в это время очень серьёзно, по-орлиному, оглядел наш реестрик, затем многозначительно окинул зорким взглядом пухлые чемоданы и словно споткнулся глазами о привязанный к одному из них крупногабаритный зонт - яркий свидетель большой любви ко мне моего «папочки».
– Ага-а-а! А зонт-то у вас не включён в список! Значит, вы его провозите нелегально? – с какой-то садистской радостью воскликнул он, потирая руки.
Я мгновенно онемела. По существу, он был прав, и мне нечего было ему на это сказать. Однако… неуверенно возразила:
– Простите, но ведь ввозимое нами оружие я записала, хоть оно и детское, а зонт – он ведь и в Африке зонт. Он – весь на виду, чем же он грозит вам, нам или всем им? – широким жестом обвела я зал. – Ну, отшибло память. Ну, простите. Ну, виноваты, наверное…
– Нет. Штраф! – вынес свой приговор таможенник. И другой, такой же «золотой» работник с другого конца зала эхом стал вторить ему:
– Штраф, штраф!!!
И тут мой «папа» наконец-то вынырнул из небытия.
– Да, забирай! На! Забирай! Я т-тебе его дарю, – не выдержав, прогундосил он.
– Считай, что это я тебе п-подарок вёз с Эмиратов. Отвязывай! – гаркнул он таможеннику. Потом, спохватившись, уже мягче добавил: – С-слышь, друг… В-войди в п-положение… Я бы и сам отвязал, но в-видишь, в «отпуске» ещё, – при этом он, многозначительно подмигнув, щёлкнул себя по горлу.
– Ну ладно, ладно, ладно… – несколько потеплел наш смотритель. – Только уж в следующий раз будьте внимательнее и всё подробно в реестр вносите. Так уж у нас положено! - сказал он так, и тут бы нам и убраться куда подальше, но мой папуля не сдавался. Его, что называется, «понесло».
– А я г-говорю, забирай! Н-на!.. – со слезой затараторил он: Д-дарю!!! Эх! Знал бы ты, д-дядя, как мне надоело…это «прибывание», это… «приползание» д-до собственной Родины. Т-так что, д-давай, друг, решай – или п-пусти нас д-домой, или возвращай обратно в Эмираты!
– Тихо, тихо, гражданин! Не шуми! – почему-то вдруг заволновался наш строгий таможенник.
– Алексей, выпусти скорей этого «папу»... – крикнул он кому-то в другой конец зала.
– Извините, ежели что не так… – и взял под козырёк - это он уже мне.
– Ну, прости, брат, – уже на выходе приносил моему мужу извинения тот, кто, по-видимому, и был Алексеем. – Иди, отдыхай. Ни к чему он нам, твой зонт.
– Н-нет, ты п-погоди… А ш-штраф?! – не унимался «папуля»: – Я требую, чтоб всё б-было п-по закону! Я не стала дожидаться, чем закончиться этот инцидент, и, подхватив своего скандалиста под руку, повела его, наконец, на Родину! Домой!
(Продолжение следует)
