Два десятилетия он не был в горах. И сейчас, уже сорокатрехлетним, Иван смотрел на монастырь, что сверкал позолотой боевых шлемов – куполов главного храма, и думал о том, как трудно, наверное, будет идти вверх, по выложенной плиткой и булыжниками дорожке, петляющей местами меж могучих деревьев и промытых потоками воды оврагов.
И еще поймал себя на мысли, что думает вовсе не о святости этих мест, а о том, что монастырь идеально расположен на местности. Как оборонительное сооружение, конечно. Почему-то красота пейзажа бросилась в глаза во вторую очередь.
Он перешел двухрядную ленту дороги, которая отделяла изножие монастырской горы от моря, и сделал первые шаги по камням тропы паломников. Нет, его тревоги были напрасны – будто вернулись назад восьмидесятые, и ноги сами, автоматически искали удобные для подошв кроссовок места, легко понесли хозяина к вершине.
Навстречу Ивану попались несколько местных женщин, переговаривающихся на своем, извилистом языке, содержащим слишком много гласных. Все одеты в излюбленный черный цвет, делающий их похожими. Обогнал пожилую русскую пару, останавливающуюся у каждого поворота, чтобы отдышаться.
У арочного входа во двор монастыря весело переговаривались четверо неприметных послушников, устроивших перекур – рядком лежали подле них лопаты и носилки. Стало быть, благодаря им стал преображаться монастырь. Миновав их, он прошел дальше, к искусственному гроту, где, наконец, решил осмотреться.
У каменного столба, оставшегося от вторых ворот, оживленно спорили двое.
- Я тебе говорю, что на этом месте его убили! – горячился рыжеватый парень в траурной рубашке. По всему видно – абориген.
- Да что ты мне плетешь! С чего ты взял, что именно здесь? Вот, в путеводителе…,– округляя близорукие глаза под очками, не верил рыжему толстяк в спортивном костюме, усыпанном противоречащими друг другу лейблами.
- Э! Хлебом клянусь! Э! – не унимался рыжий, делая движения руками, будто призывал в свидетели всех, кто мог их услышать.
- У нас хлебом клянутся, это страшная клятва!
- А как же путеводитель? – пучил голубые, в красных прожилках, глаза «спортсмен». Наверное, он уже несколько дней знакомится с напитками, которыми славится этот край.
Иван не стал дослушивать спор о месте убийства Симона Канонита, пошел своей дорогой. Оглянулся только раз, и увидел, что закончившие перебранку толстяк и рыжий готовятся к фотосъемке: обладатель поразительного костюма взгромоздился на валуны, лежащие рядом со столбом, и рукой обхватил каменную кладку, пытаясь придать лицу больше серьезности. Затем он спрыгнул на землю, и принялся исполнять какой-то ему одному ведомый ритуал.
Выглянувший из трапезной монах в черном одеянии, только покачал головой, увидав манипуляции толстяка. Казалось, что обитатель монастыря сейчас с досадой плюнет, но он сдержался, и скрылся вновь в распахнутом окне.
По выражению лица монаха Иван понял, что происходило у столба. Нечто подобное он уже встречал и ранее. Однажды в Одессе он совершенно неожиданно для себя согласился съездить с экскурсией по городским достопримечательностям. Гид безбожно врал обо всем на свете, впихивая в двухсотлетнюю историю Одессы историю всего мира, в которой этот славный город сыграл решающую роль.
Автобус петлял по приморской жемчужине, и, наконец, затормозил на кладбище. Состроив на лице мину, которая чем-то напоминала выражение лица, с которым рыжий горец убеждал русского простофилю в святости никчемного столба, одесский гид разразился рассказом о могиле какого-то монаха, коего многие почитают за святого.
Само собой, тридцать экскурсантов, большинство из которых были женщины, загорелись желанием посетить чудодейственную могилку, от которой можно и святости набраться, а заодно и подлечиться. Кинулись вслед за шустрым соблазнителем. И на месте, у холмика с православным каменным крестом, Иван наблюдал вакханалию – кто-то украдкой хватал комья земли с могилы, и совал их в приготовленные заранее пакеты, другие же прикладывались к изрядно утоптанной тысячами простофильских ног могиле – руками, ногами, головами…
Тогда Иван еще подумал про себя, что надо бы всем им основательно приложиться головами, и неплохо б для пущего эффекта посыпать их землей. Глядишь, излечатся, и поумнеют. Вслух, разумеется, ничего не сказал, только отошел подальше, и курил, рассматривая таблички на памятниках старого кладбища.
Всласть наигравшись с могилкой, благодарные тетки совали гиду обговоренные «хохлобаксы» - купоны. Тот, важно качая головой, с достоинством принимал подношение. В карих его глазах так и отплясывали чардаш веселые бесы.
Иван обошел главный храм монастыря справа, и по узкой тропинке, которую давно не приводили в порядок, мимо множества убогих «торговых точек» с коряво написанными ценниками: «Чача, вино, соки», «Сувенир», «Мороженое», «Шашлык» и тому подобная дребедень, направился к отдаленно стоявшей у водопада церковке, по преданию, заложенной самим учеником Христа.
Торговцы уже раскладывали свой товар, гортанно перекликаясь, поднимая шум, который заглушал вороний грай. Спускаясь по щебенистой дорожке, Иван вдруг вспомнил еще один случай из своей жизни. Будучи корреспондентом газеты, он приехал в трехдневную командировку на Белое море. Навязанный местным руководством сопровождающий – Витёк - из кожи вон лез, чтобы показать московскому гостю «достопримечательности».
В последний день, перед самым отъездом, Иван заинтересовался историей, рассказанной Витьком. Будто бы стоит на самом бережку моря дубовый крест, поставленный поморами в честь спасения «при великом шторме». Сто лет стоит, а может больше. И обладает тот крест чудодейственным свойством: излечивает зубы.
- Поехали, покажешь крест, - согласился Иван, приготовив фотоаппарат.
В самом деле, на обледеневшем берегу стоял величавый крест, схлестнутый из трех дубовых бревен, аккуратно отесанных вручную. С изумлением Иван обнаружил, что у основания крест изрядно изгрызен. Будто сотня бобров еженощно трудилась, стремясь повалить памятник.
- Что это? – удивленно произнес он, указывая рукой на крест, который внизу был похож на заточенный карандаш.
- А! Вот в этом и закавыка! – расплылся в улыбке Витёк. – Ежели зубы больные, надо вот малость погрызть крест, боль и пройдет! Видал? – рука в варежке провела по следам тысяч зубов, оставленных на крепком дереве.
- Да уж, и сказать на это нечего…, - только и смог произнести Иван, пряча камеру в чехол.
Уезжал он тогда с тяжелым сердцем, и долго ему еще снился крест, который вот-вот рухнет под напором тугого морского ветра.
- Эй, молодой человек! – в самое ухо ввинтился женский голос с характерным акцентом, - купи гранату!
- Гранату? – вскинул голову Иван. – Зачем мне граната?
- Кущать граната, что не понимаешь? – удивилась непонятливости Ивана женщина-ворона в черном одеянии, сверкнув на солнце золотой верхней челюстью.
Отмахнувшись от нее, Иван только и смог произнести:
- Если б вас разогнать, чтобы святое место не поганили, то я б купил… гранату.
Все кустарники, окаймляющие дорогу к церкви Симона Канонита, были завалены упаковками от шоколада, чипсов, объедками, шелухой от орехов, пивными бутылками и банками, и прочим мусором. Но ни один из торговцев не обращал на это никакого внимания. Бизнес…
Иван долго стоял под куполом апостольской церкви. Глядел вверх, на потеки от воды, которая прорывалась в сезон дождей сквозь худую кровлю. Любовался строгими линиями колонн, на них были развешаны простые, но очень выразительные иконы. На выходе опять столкнулся с толстяком и его рыжим приятелем. На этот раз они горячо спорили о месте захоронения Симона Канонита, и гид, заговорщицки подмигивая, шептал спутнику, что только он один точно знает место, где лежат мощи апостола Христова.
Иван перешел через мостик, вынул из пачки сигарету и закурил. «Ничего личного. Это только бизнес» - вспомнилась фраза из американского боевика. Да, да… «бизнес». Точно такой же, как в родном Дивеево. В прошлом году во время ливня обрушилась кромка асфальтовой дорожки, и дабы по ночному времени не шандарахнулся в ямку подвыпивший дьячок, или не угодила в западню чрезмерно богомольная баба, дотемна засидевшаяся в купальнях при церквах, распорядился настоятель укрыть земную дыру большим камнем.
Несколько послушников приволокли здоровенную глыбу, и удачно вставили ее в отверстие, образованное ливнем. Получилось, будто камень изначально здесь стоял. Через неделю, с легкой руки шутника-монаха, камень обрел прозвание «святой», и к нему толпами стали бродить экскурсанты и паломники. Трутся о сторону, которая отполирована природой, дабы обресть здоровье и долголетие, зачать дитя, избавиться от вредных привычек. Говорят, при геморрое хорошо помогает.
Иван видел лицо настоятеля, когда тот на вопрос:- «Что творится на дорожке?», получил ответ:- «Это к святому камню народ валом валит. Чудесный камень». Развел руками все на своем веку повидавший священник, и двинулся прочь. А что ему прикажете делать? Выкорчевать валун, и прослыть среди верующих врагом? Было место пустым, а стало свято…
Иван шел к автобусной остановке у моря, курил, и думал о том, как же легко у нас наделяют святыми и чудодейственными свойствами не только предметы, но и людей. Но о людях этих думать не хотелось. Они сами о себе напомнят вечером, едва только включишь телевизор, или откроешь газету. Много их, нынешних святых. Имя им – легион.
