- Ну, племянница, собирайся в дорогу, у нас лето погостюешь, а к школе обратно домой привезем,- скороговоркой умащивала Таню отцова сестра, а проще говоря, тетя Фрося, прибывшая повидаться с родными сестрами Прасковьей и Анной, единственным братом Митькой. Одарив ребятишек конфетами, расспросив про житье-бытье, испив чаю, отругав мужа Илью за то, что вовремя не напоил лошадь, гостья засобиралась в обратный путь. Мать уже уложила в брезентовую сумку немудреные Танюшкины пожитки и, пригладив ее шелковые русые косы, сказала:
- Слушайся там, старайся и всему учись. Да не затоскуй отчаянно, я тебя знаю…
И вот легкий тарантас, выстланный мягкой травяной подстилкой, покрытый сверху брезентовым плащом, застучал, загремел по дороге, увозя девятилетнюю Танюшку куда-то в сторону неведомой деревни Юлдаш. А оттуда, как рассказал дядя Илюша, до их хуторка рукой подать. Вернее, только через речку переехать, и будет как раз загадочный «Заготскот».
Девочка удивлялась незнакомым названиям, особенно последнему. Но и тут ей разъяснили, что в этом небольшой селеньице живут гуртоправы, которые все лето пасут молодых бычков на вольных лугах да по лесным полянам, а осенью откормленный скот своим ходом гонят в Мраково, на мясокомбинат. Такой суровой прозе жизни своих близких родственников их начитанная племянница нисколько не удивилась. Только спросила, есть ли у них там какие-нибудь дети, с которыми она могла бы играть.
- А как же, Магира - нашего соседа дочка,- охотно пояснила тетя Фрося. - Ты чуть постарше будешь, вот как раз и научишь ее по-русски говорить, а то не понимает по-нашему ни бельмеса.
По пути они сделали две остановки. Первую - в большом селе Абзаново, когда-то бывшем районном центре Башкирии. Заехали к старым знакомым не лясы точить, как выразилась тетя Фрося, а по делам. Нужно было договориться по поводу поставки капусты в местную столовую. Дядя Илюша сразу же кинулся поить уставшую лошадь. Прошли во двор, где под березами стоял дощатый стол, рядом, на зеленой лужайке дымился самовар, и хозяйка торопливо носила из сенцев хлеб, колотый сахар, конфеты-подушечки, свежие соты. Как по волшебству появились горячие лепешки, испеченные в топленом масле.
Аромат свежезаваренного травяного чая, запах меда, хлеба - все это заворожило юную путешественницу. Вспомнив наказ матери, сидела тишком и ладком, наблюдая за чайной церемонией. А в том, что это была именно церемония, трудно было усомниться. Для привередливой гостьи надо было, чтобы самовар шумел, чайник для заварки она ополоснула крутым кипятком собственноручно, пила чай по-башкирски, с добавлением сливок и только из блюдечка. И она его не прихлебывала, а словно бы сдувала. Наблюдать за этой живописной картиной Тане было интересно и любопытно.
Но вот все разговоры закончены, и о капусте все было договорено, наконец-то дядя Илюша, хлестнув вожжами Карюху, и повозка покатила дальше, по каменистому увалу, вдоль небольшой речушки.
Вскоре показались крыши изб, крытые в основном соломой, но кое-где тесом и толем. В Юлдаше вокруг домов не было ни заборов, ни калиток. Общая загородка из длинных жердей охватывала все селение, и от этого улицы, дворы казались просторными, с зеленым ковром муравы и калачика. По этому раздолью важно разгуливали гуси, куры, цыплята, у небольшого прудка дремали утки и телята, из труб летних кухонь тянулись дымки. Время близилось к вечеру, и хозяйки ждали с работы своих мужей, сыновей.
У дома, где росли две высокие сосны, повозка остановилась. Навстречу вышла старенькая женщина, повязанная платком за прямые его кончики. Он свободно развевался на легком ветерке, словно фата у невесты. Сравнение так рассмешило Таню, что она прыснула в кулачок и сказала:
- А у нас в деревне так только девчонки наряжаются, когда в невест играют.
Хозяйка ласково взглянула на нее, и, обернувшись к тете Фросе, спросила:
- Уж не брата твоего Дмитрия Андреяновича дочка будет?
- А что, так уж похожа?- полуутвердительно ответила гостья.
- Как две капли воды! - воскликнула апа, и обратившись к девочке, сказала:
- Отец твой был человеком самым лучшим, который мне встретился в жизни. Он столько сделал для нашей семьи, что мы все храним память о нем.
Таня низко опустила голову и тихо заплакала. Не прошло и полтора года, как схоронили отца, сгоревшего от рака, в полном расцвете сил. На маминых руках остались шестеро детей. Таня была пятым ребенком в их осиротевшей семье. Вот почему ее отправили к тетке, чтобы немного подкормить, и, быть может, за труды купят ей родственники наряд к школе. С такой тайной надеждой Пелагея Осиповна отпускала в дальний путь свою дочку-помощницу.
…И на этом подворье они пили чай, вспоминали об общих знакомых, говорили об урожае хлеба, картофеля, капусты, о том, что жизнь в деревне, хоть и прошло после войны уже тринадцать лет, пока еще тяжело, со скрипом входит в свою колею. Танюшке нравились такие беседы, и она внимательно вслушивалась в разговоры взрослых, особенно ей любопытно было наблюдать за старушкой-башкиркой.
Ее сухонькая фигурка, глубокие морщины, прищуренные темные глаза, узластые пальцы натруженных рук неуловимо кого-то ей напоминали. Кого? В их сельской школе работали учителями мужчины-башкиры, и, скорее всего, кто-то из них приходился этой женщине родственником. А, может быть, подумала Таня, этот народ не делит никого на своих и на чужих. Вон, как радушно принимают, как щедро угощают, хоть они и русские…
Уже в глубоких сумерках путники добрались до места. Разомлевшую и сонную Таню дядя Илюша отнес в дом, где в передней уже хлопотала тетя Фрося, заботливо расстелив постель для племянницы. Девочка ничего не слышала, не видела, как пришли с вечерок ее двоюродные братья Володя и Толя, как ужинали, как собирались с ночевкой на сеновал.
И начались будни. Поднимали ее рано, как только тетя Фрося вносила в сенцы полное ведро парного молока. Таня перебралась спать по соседству, в чуланчик, где от глиняных стен тянуло прохладой, и там всегда было сумрачно. Кружка молока натощак - ритуал обязательный. Затем марш-бросок на речку, чтобы умыться и заодно проверить капустник. Не дай Бог, если в лунках сухо. Бери ведро и чаль из речки столько, сколько нужно, чтобы напитать сотню корней белокочанной капусты. А рядом млеют огуречные грядки - пропустишь хоть один денек, горькие плоды тебе же за столом достанутся от строгой хозяйки.
Тетя Фрося учила мыть Таню полы, стирать свое бельишко, гладить простыни и пододеяльники, надраивать кастрюли и пропускать на сепараторе молоко. Только сейчас она поняла, что многие дела мама ей не поручала потому, что жалела, да и за старшими сестрами жилось ей полегче, чем в гостях.
Потихоньку она вошла в бешеный ритм жизни дома Кувшиновых. Девочке по нраву пришлись многие порядки, которых придерживалась сама тетя Фрося. Зато дядя Илюша не хотел подчиняться ее правилам. К обеду он опаздывал, ворчал, когда надо было менять рубашку, пропахшую соленым потом от сенокосной кипучей работы. И за «стоячие» портянки ему доставалось, и за то, что потихоньку подкармливал Таню конфетами.
Интересно было наблюдать, как тетя Фрося воевала со своими сыновьями. Они почти до утра загуливались у своих подружек, поэтому вставали на работу тяжело, отбрехиваясь от материнской ругани исключительно на башкирском языке. Это так смешило Таню, что она стала предупреждать братиков о том, что их мать уже готова взяться за ремень, чтобы погонять покрепче своих оболтусов.
Но были они самые обыкновенными деревенскими парнями, работали киномеханиками, увлекались фотографией и романами Жюля Верна и Стивенсона, Фенимора Купера и Вальтера Скотта. Книги этих и других авторов Таня отыскала на сеновале, и, когда там никого не было, она забиралась по лестнице в эту тихую обитель и погружалась в чтение.
Тетя Фрося прознала о ее пристрастии и с не меньшим рвением начала гонять с сеновала и ее за компанию с сыновьями.
- Фрося, угомонись, все дела разом не переделаешь,- увещевал дядя Илюша свою разгневанную супругу.- Парням полезно по девкам погулять, а когда и в книжку заглянуть. И Тане это не во вред, вон она какая у нас умница, хоть и мала, а сколько всего знает. Квитанции на отправку скота мне помогает заполнять. А какие истории она нам рассказывает! Знаешь, мать, эта девчушка далеко пойдет, если учиться будет.
Но раздосадованная тетя Фрося гнула свое и незаметно переводила разговор на щекотливую для мужа тему.
- Ты думаешь, я не знаю, к кому ты в обед заглядывал? - начинала она терзать дядю Илюшу.- Опять у своей зазнобы гостевал, бешбармаком объедался. И не говори мне, что чист, как ангел. Про все твои шашни мне известно - разведка работает, так-то вот, голубчик!
- Ах, голубица нашлась непорочная,- в тон ей закипал дядя Илья.- А куда ты намедни на весь день уезжала? Ага, и глаза забегали, и щечки покраснели. Знаем, знаем, к какому разлюбезному дорожку проторила. Чай у него слаще, чем дома, и рубашка потом не воняет. Он, видишь ли, чином вышел, а я – простой учетчик и батрак на твоем подворье. Ты всех загоняла до смерти, так что охолонись,- и дядя Илюша подхватив ведро воды, принесенное Таней от колонки, одним махом вылил его на голову своей опешившей супруги.
А потом они мирились, сидя на скамейке, у сенцев. И Таня понимала, что после бури обычно наступает прекрасная погода. В эти минуты затишья никто о ней не вспоминал, и она убегала к своей новой подружке Магире. Играли они обычно в срубе бани, которую по вечерам доводил до ума сосед Юнус. Девочка-башкирка действительно почти ничего не понимала по-русски, и Таня, представив себя учительницей Александрой Семеновной, по слогам, четко проговаривала слова: «бревно», «топор», «пила», «ведро», «горы», «лес», «мама», «подруга», «хлеб», «небо», «Земля».
Лето подходило к концу. По утрам на траву около дома ложилась обильная роса. Все чаще выпадали дни, когда ближние холмы, долы и дальние горы окутывала плотная пелена тумана. С поливом стало меньше забот, с уборкой по дому Таня управлялась ловко, умело, быстро. По-прежнему она много читала, слушала радиопостановки, учила Магиру писать русские буквы, одним словом, была занята с утра до позднего вечера.
И вот однажды, проснувшись как всегда с петухами, Таня услышала, как тетя Фрося кличет ее со двора. Вышла и ахнула - в двух шагах ничегошеньки не видать, даже ближнего сарая. Но тут, как бы из ниоткуда, выплыла сухощавая теткина фигура, и уже совсем близко раздался ее привычный звонкий голос.
- Ну и спать же горазда, голубушка, не докричишься,- с досадой бросила она племяннице упрек. - Мы сегодня овец собирались стричь, в стадо не пустили, но кто-то калитку открыл и они убежали на гору. Надо их найти и обратно пригнать. Сама пойти не могу, еще корову не доила. Илюша в конторе, ребята с кинопередвижкой в дальней деревне заночевали. Одни мы тут за главных хозяев остались. Так что, собирайся и дуй вон туда, - и тетя Фрося как-то неопределенно махнула рукой в сторону ближнего холма.
Таня никогда не видела такого сильного тумана, поэтому не представляла всей опасности заблудиться и уйти далеко от дома. Она храбро нырнула в бело-кисейную зыбкость и начала взбираться наверх. Сандалии легко скользили по ковылю, и она надеялась, что, поднявшись выше, можно преодолеть туманную завесу, и там, на верхотуре увидеть все - и дом, и постройки, и дальний лес, и быть может, даже свою деревеньку.
Она неожиданно ощутила такую тоску по дому, что на глаза навернулись непрошенные слезы. Ноги устали, плечи поникли, и девочка присела на плоский камень, который так же, как и тетя Фрося, внезапно вынырнул из белесой пелены. Седые космы тумана плыли, наслаиваясь друг на друга. Тане показалось, что они образуют вокруг нее плотный круг, разорвать который она не сможет никогда. И чтобы отогнать от себя испуг и страх, она начала звать убежавших овец:
-Б-арь, б-аа-рь, б-арь!
Но туман глушил все звуки и голоса, и девочке показалось, что на всей Земле наступил час молчания. Даже кузнечики притихли, приумолкли луговые птахи.
- Куда идти? Вниз спускаться или попробовать идти долом?- размышляла Таня, догадываясь, что тетка не простит ее скорого возвращения без овец.
- И какого лешего они тут на этой лысой макушке забыли, - негодовала Танюшка, почти наощупь передвигаясь в глубь долины. - Молчат, как партизаны, а ведь обычно орут, словно оглашенные, когда из стада домой идут.
И снова она звала, кричала до хрипоты, пока совсем не обессилила. И тут она вдруг поняла, что заблудилась. Ну, не может быть такого, чтобы в радиусе пятьсот метров не обнаружить этих проклятых овечек. Значит, увел ее туман в другую сторону и наверняка сама она обратно домой дорогу не найдет. От этой догадки у Тани подкосились ноги, и она опустилась на землю. Она была теплая, источающая запахи чабреца и полыни, каких-то еще незнакомых ей горных трав.
Наплакавшись всласть, девочка незаметно для себя уснула. И ей приснились отец и мама. Обнявшись, они сидели за столом и зачинали одну и ту же фразу, растягивая слова:- «Не-е ту-у-ма-н ме-ня-я ту-мит…». Голоса их звучали печально, убаюкивающе… Отец поднял на дочку глаза и показал пальцем наверх. Потом они оба пропали, из тумана выплыли чьи-то рогатые и ушастые морды с раскосыми глазами. И тут Танюша проснулась. Огляделась и ахнула - вокруг нее стояли теткины овцы во главе с вожаком козлом Люсьеном, с любопытством и опаской наблюдавшие за ней. Туманные сполохи уже поднимались к небу, и оттуда, с верхотуры, лился нежный дивный свет позднего утра.
Когда Таня пришла домой, ведомая блеющим стадом, тетя Фрося сказала недовольно:
- Тебя только за смертью посылать!
Один только дядя Илюша угадал по заплаканному лицу и истертым в кровь пяткам своей любимой племянницы, что она долго и безуспешно плутала в тумане. И он решительно сказал:
- Завтра собираемся везти тебя, наша золотая помощница, домой. Заедем в Абзаново на базар и в магазины, купим тебе обновки и прощай, наш хуторок, здравствуй, милая Акберда! Так что ли? - и он ласково потрепал Таню за пушистые косички.
