15 февраля 1480* года на свет появилась девочка. Малышка родилась болезненной, слабенькой, и врач в самых осторожных выражениях намекнул, что дитя не жилец на этом свете. Но через пару месяцев стало ясно, что он ошибся, а девочка, проявив недюжинный вкус к жизни, росла и крепла на глазах. Ей дали красивое древнее имя - Лукреция, в честь добродетельной римлянки…Но жизнь ее – на тридцать девять лет дольше, чем предполагал медикус – была полна страшных, если не сказать чудовищных, деяний…
Солнце в момент ее рождения стояло в знаке Водолея – известно, что эти люди отличаются от других и редко находят в них понимание. Они не выносят обычных ограничений рутинной жизни, а если не могут вырваться из рутины, безумно скучают и чахнут. Юная Лукреция отчаялась найти понимание: ее тягу к алхимии, привитую отцом, мать строго пресекла после того, как десятилетняя естествоиспытательница чуть не сожгла дом. Игры и танцы ее привлекали не так, как ее сверстниц… Но и скучать умница явно не собиралась.
В Венеции, где тогда жила она с матерью и братьями, развлечься можно было неплохо. Однако Лукреции быстро надоели простые радости, ей хотелось остроты впечатлений.
Может быть, ради этой остроты, ради любопытства – а что, если? – она стала любовницей двух своих братьев. Родившееся вскоре от этой связи дитя отдали на воспитание в другую семью, а для Лукреции поспешили найти мужа – небогатого дворянина. Тогда же вся семья перебралась в Рим, поближе к отцу, ставшему папой под именем Александра VI. К моменту венчания новобрачной едва исполнилось 12 лет…
Но и в Риме, как выяснилось, можно было очень здорово повеселиться. Муж не очень мешал Лукреции, и даже был полезен, "прикрывая" самую скандальную связь юной супруги - Лукреция не ограничилась совращением братцев, под ее гибельные чары попал и престарелый папаша… Приближенные к папскому двору бесстрастно описывали развлечения любовников: "…Его святейшество, чтобы развлечь госпожу Лукрецию, велел вывести на малый двор папского дворца несколько кобыл и молодых огненных жеребцов. С взвизгиванием и ржанием табун молодых коней рассыпался по двору и покрывал кобыл под аплодисменты госпожи Лукреции и святого отца, которые любовались этим зрелищем из окна спальни. После этого они удалились от окна во внутренние покои, где пребывали целый час".
Но этим невинным занятием их забавы не ограничивались. И отец, и дочь отчаянно предавались другой страсти – алхимии, которая привела их к тому, чтобы оспаривать лавры величайших отравителей мира. Не получив философский камень, способный превратить ртуть в золото, они получили знаменитый "яд Борджа", противоядия от которого не нашли сами и который стал для них тем же золотом – в буквальном смысле. Кардиналы Орсини, Феррари и Микаэль были одними из первых, на которых Лукреция с папой опробовали свои достижения. В результате все имущество "внезапно скончавшихся" досталось им…
Надо думать, легкость и утонченность смертоносных забав Лукреции были выходом для ее блестящего интеллекта и такой же блестящей безнравственности.
Впрочем, мы уже упоминали, что она была не только дочерью развратника, унаследовавшего папский престол от своего отца, который по совместительству приходился ему родным дядей (о времена, о нравы!), но, главное, - дочерью Водолея. А дети этого знака, как пишет Хэзел Диксон-Купер, к понятиям общепринятым относятся с отвращением. Им нравится быть притчей во языцех, и они настолько влюблены в свободу, что постоянно испытывают – а как бы еще раздвинуть ее рамки?
Кто знает, что бы получилось из любознательной и общительной Лукреции, родись она в наше время? Может быть, нобелевский лауреат в области химии, а может быть, нечто вроде Пэрис Хилтон, ее звездной сестры, которая хоть и утомляет своей вездесущностью, но вроде бы пока не до смерти…
Но она была рождена в то время, когда "…венецианский яд, незримый, как чума, подкрадывался всюду, в письмо, в Причастие, ко братине и к блюду…", как писал поэт Майков. Но если венецианцы (как и все) пользовались ядом для достижения каких-то целей, то прекрасная Лукреция, оставив "целевые" отравления отцу и братцам, просто забавлялась. Ее буйная фантазия не знала преград – Лукреция дарила идеи от их избытка. Она приложила руку к созданию знаменитого вина Борджа, оказывающего свое действие лишь спустя время: от месяца до нескольких лет. У человека выпадали зубы, волосы, сходила кожа, а смерть наступала после длительных тяжелых мук.. Но для нее важен был не просто финал – смерть, а предощущение этого момента, взвинчивающее нервы сознание своей власти над ничего не подозревающим человеком.
Ах, как можно было разнообразить с помощью яда концовки затянувшихся романов! Ее изобретением был "ключ". На ушке ключа, который Лукреция вручала поклоннику, был маленький шип, смазанный ядом. При повороте в скважине даже легкого нажима на "ушко" хватало, чтобы острие царапнуло кожу. Нетерпеливый любовник не обращал внимания на легкий укол, а яд уже проникал в кровь…И ночь любви для Лукреции окрашивалась особым цветом: завтра этот стройный сильный красавец, охваченный страстью, неизбежно превратится в недвижный труп с искаженным лицом, и вечный холод сведет его руки, сжимающие ее в объятиях…
Если же возлюбленный был в перчатках, открывая дверь, обольстительная убийца придумала другое – надежное и остроумное - средство: "персик". Лезвие ножа для фруктов с одной стороны смазывалось ядом, и им, в минуту отдыха, прекрасные ручки разрезали персик. Часть, соприкоснувшаяся с ядом, протягивалась любовнику. Важно было не перепутать половинки… что ж, тем острее было наслаждение.
Количество отравленных ею людей неизвестно. Трое ее мужей – капля в море.
Однако сама она, видимо, вела им счет, и со временем ее стал тяготить страх: слишком много знатнейших семейств Италии не досчитались по ее милости своих сыновей, и резонно было ожидать расплаты. Тем более, что защитить ее было уже некому: из-за нее один из братьев убил другого, но и сам погиб в военной схватке в 1507 году. Незадолго до того их отец был отравлен конфетой…
Последние свои годы, проведенные с последним мужем, герцогом Альфонсо д’Эсте, она провела почти по-монашески благочестиво, жертвуя в пользу обездоленных, поддерживая художников, пишущих картины на религиозные темы, и поэтов – сентиментального Пьетро Бембо, великого Лодовико Ариосто, посвятившего ей хвалебную октаву в своем "Неистовом Роланде".
Особенно ей удавались красноречивые порицания вольных нравов знати. Возможно – никто не спорит – вдохновение ей придавали воспоминания о ее утопавшем в роскоши дворце на улице дель Пеллегрино в Риме, или об оргиях в лесах Остии, где предавались буйному разврату пять тысяч человек - придворных фаворитов, светских дам и кавалеров, куртизанок, шутов, танцовщиц, а сама она меняла партнеров дюжинами…
Несомненно одно: все, что делала эта женщина, она делала увлеченно, что отличает дочерей Водолея, и с полной самоотдачей, – варила ли адское зелье, устраивала ли распродажу своих драгоценностей в пользу бедных…
Наивная толпа в конце концов назвала ее "матерью народа".
...Мать народа, благочестивую Лукрецию д’Эсте, отпевал ее последний любовник, кардинал, живший при дворе ее мужа.
