Легенда об «исчадиях ада» — семействе Борджа — до сих пор витает в Вечном Городе, несущем на себе следы их владычества — то ли шрамы, то ли украшения. Пассионарные испанцы Борха (Borja), ставшие в Италии Борджа (таково общепринятое современное написание их фамилии, хотя традиционно итальянизированный вариант их фамилии, Borgia, транслитерировался по-русски как «Борджиа»), были подлинными хозяевами Рима конца XV — начала XVI веков.
Борджа — чуть ли не единственное личное имя, до сих пор сохранившееся в топонимике Ватикана: прямо на юг от площади, раскинувшейся перед великой базиликой св. Петра (Basilica di San Pietro), за Сикстинской капеллой (Cappella Sistina), мы находим Борджианский двор и Апартаменты Борджа (Appartamento Borgia), украшенные лучшими художниками Возрождения, Борджианский музей и величественную библиотеку их имени. Будучи в Риме, нельзя не осознавать, что облик главного города Италии во многом стал таким, каков он есть, благодаря представителям этого испанского семейства, часто называемого первой мафиозной семьей в истории.
Под сенью папского крыла
На Апеннинах Борджа считались «варягами», чужаками, выскочками. Их родиной была Испания, Хатива. Родовой замок Борха, выросший из римского укрепления среди валенсийских равнин, до сих пор возвышается над городом на одном из холмов.
Первым Борха/Борджа на итальянской земле был Альфонсо (Алонсо) де Борха (Alfonso de Borja, 1378–1458), каноник из Лериды, добившийся поста епископа Валенсии, кардинала и, наконец, папы римского под именем Каликста III (Calixtus III, 1455–1458). Папой Альфонсо стал не благодаря добродетелям и не вопреки грехам — итальянцам нужна была компромиссная фигура, и семидесятисемилетний испанец вполне подходил. Кардиналы и не заметили, как их ставленник перетащил ко двору половину своей родни. Среди них оказался и его племянник — Родриго Борджа (Rodrigo Borgia, 1431–1503). В двадцать пять он был уже кардиналом, что, однако, не мешало ему заводить самые широкие любовные связи. В истории Родриго Борджа больше известен как папа Александр VI (Alexander VI, 1492–1503), стать которым ему помогли природные ум, хватка и большой кошелек. В его жизни было не так уж много приоритетов — власть, деньги, женщины и объединенная Италия. И было бы трудно обвинить Александра в пристрастии к любому из них, не будь он духовным лицом, но вышло так, что ему было суждено остаться в исторической памяти олицетворением разврата и коварства.
Из десяти своих детей понтифик больше всего любил тех, кого родила ему аристократка Ваноцца Катанеи (Giovanna Cattanei, detta Vannozza, 1442–1518), — Чезаре (Cesare Borgia, 1475–1507), Джованни (Juan Borgia, 1474–1497), Лукрецию (Lucrezia Borgia, 1480–1519) и Джофре (Gioffre Borgia, 1481–1517). Впятером они и стали знаменитой семьей Борджа, связанные между собой, согласно молве, нитями заговоров и кровосмешением. О каждом из них можно написать не одну увлекательную статью, но мы остановимся на Лукреции, ведь дам принято пропускать вперед.
Невинное дитя порока
Внешность прекрасной Лукреции описывали так: «Среднего роста, грациозных очертаний. Лицо её удлиненное, нос — хорошей формы, волосы золотого цвета». Эта девочка-женщина писала отцу письма, в которых обращалась к нему «ваше святейшество». Она стала вершиной многих треугольников, острием своим равно направленных в грудь и союзникам, и противникам семьи. И все же выстроенный веками образ коварной женщины-вамп не имеет под собой фактологической основы.
Лукреция родилась 18 апреля 1480 года в местечке Субьяко, что в 106 км от Рима: её отец тогда ещё старался не давать поводов для сплетен о своей тайной семье. Хотя первые годы Лукреция провела в доме матери на пьяцца Пиццо ди Мерло (piazza Pizzo di Merlo), когда та уже разошлась с Родриго и к дочери была холодна. Тем не менее Лукреция получила хорошее образование, дополнившее привлекательность её тела изящностью развитого ума. Ей преподавали историю, математику, литературу и древние языки. Она свободно говорила по-итальянски, французски и каталонски. К ней рано пришло увлечение музыкой и поэзией. Позже, став герцогиней, Лукреция начнет собирать автографы Данте (Dante Alighieri, 1265–1321) и Петрарки (Francesco Petrarca, 1304–1374).
Лукреции было двенадцать, когда её отец взошел на апостольский престол. С тех пор она жила в палаццо Санта-Мария-ин-Портико (palazzo di Santa Maria in Portico). Там ей занималась добродушная Адриана де Мила (Adriana de Mila, 1455–?), двоюродная сестра отца, одновременно присматривавшая и за папским «гаремом», в который были превращены дворцовые покои. Окружающая обстановка, что легко понять, не воспитала в девушке ни твердой нравственности, ни женской стыдливости, сведя по молодости её представления о любви к томлению плоти.
Вероятно, именно по этой причине над её любовью к отцу и братьям будут веками витать обвинения в инцесте. Поводом для злых слухов послужили две буллы Александра VI, обнародованные 1 сентября 1501 году. В первой из них отцом недавно рожденного сына Лукреции, Джованни (Giovanni Borgia, 1498–1548), был назван её брат Чезаре, а во второй — сам понтифик. Но, как ни странно, эти документы свидетельствуют скорее о попытке соблюдения приличий и боязни позора, чем о распущенности папы и его сына. Дело в том, что Джованни был рожден восемнадцатилетней Лукрецией вне брака. Его настоящим отцом был, вероятно, папский посланник Педро Кальдес (Pedro Caldes, ?–1498) по прозвищу Перотто (Perotto). Грех Лукреции надо было скрыть, иначе пропадали все шансы на удачную женитьбу. Так вот, для того, чтобы спасти честь дочери и одновременно сохранить за внуком родовое имя Борджа, Александр VI и записал себя в отцы ребенка — в случае необходимости, он мог бы свидетельствовать, как «отец» Джованни, о непричастности Лукреции к этой истории.
Отцовская любовь
Судя по письмам, Александр VI и его сыновья были действительно очень привязаны к Лукреции, всегда были готовы в буквальном смысле уничтожить любого, кто решится бы на нее посягнуть. Эту любовь, правда, часто уподобляют любви к собственности, которой можно распоряжаться по своему усмотрению, ибо Лукрецию превратили в валюту для установления политических контактов с соседними государствами. В 1491 году её успели просватать дважды, правда, до свадьбы дело так и не дошло. Брак же 1493 года с Джованни Сфорца (Giovanni Sforza, 1466–1510), правителем Пезаро, понтифик в конце концов счел бесперспективным. Освободились от Сфорца легко: 20 декабря 1497 года кардинальский суд объявил брак недействительным по причине импотенции мужа. Джованни был глубоко оскорблен формулировкой и всю оставшуюся жизнь утверждал, что Александр VI отнял у него жену для собственных любовных утех. Поэт Джакопо Саннацаро (Jacopo Sannazaro, 1458–1530) добавил перца, составив ещё при жизни папской дочери её эпитафию: «Здесь лежит женщина по имени Лукреция, на самом деле она была Таис, дочь, жена и сноха папы Александра».
Менее чем через год, 21 июля 1498, Лукреция вышла замуж за Альфонса Арагонского (Alfonso d'Aragona, 1481–1500) — герцога Бисельи и князя Салерно, внебрачного сына неаполитанского короля Альфонсо II (Alfonso II di Napoli, 1448–1495). Девственность невесты была необходимым условием для брака, и специальная папская комиссия торжественно её подтвердила.
Лукреция признавалась, что любит супруга. Она почти сразу забеременела и родила сына Родриго (Rodrigo Borgia, 1499–1512), который умер в возрасте 13 лет. Тем временем Альфонсо стал не нужен папскому двору: Рим решил сделать ставку не на Неаполь, а на Францию. Кроме того, герцог нажил себе лютого врага — Чезаре Борджа, который бешено ревновал его к Лукреции. 18 августа 1500 года Альфонсо задушил оруженосец Чезаре Микелотто (Michelotto). Лукреция была безутешна. И тем не менее она простила Чезаре, которого считали инициатором этого убийства, продолжая искренне любить беспутного брата.
Но не успели на её глазах высохнуть слезы, а отец уже готовил новый брак. 30 декабря 1501 года Лукреция вышла замуж за Альфонсо д’Эсте (Alfonso I d'Este, 1476–1534) — наследного сына герцога Феррары Эрколе I (Ercole I d'Este, 1431–1505). Вопреки расхожему мнению, этот брак был не так уж безнадежен. Даже Бернадино ди Проспери, доверенный человек маркизы Мантуи Изабеллы (Isabella d'Este, 1474–1539), недолюбливавшей Лукрецию, сообщил своей госпоже, что молодая жена Альфонсо «ничего другого не желает, как угодить герцогу [свекру] и мужу». Лукреция старалась: она подарила Альфонсо четверых детей, трое из которых, что особенно важно, были мальчиками. Конечно, муж был холодноват с ней, но Лукреция вполне умела себя развлечь.
На радость Байрону
Главное, став наследной герцогиней Феррары, Лукреция получила право на относительную самостоятельность и с удовольствием взяла на себя обязанность поддерживать статус Феррары как одного из главных центров итальянской культуры. При её дворе были собраны лучшие поэты, певцы и музыканты. В залах герцогского дворца блистали Лудовико Ариосто (Ludovico Ariosto, 1474–1533), Эрколе Строции (Ercole Strozzi, 1473–1508), Паоло Поччино (Paolo Poccino) и Николо Падова (Niccolo Padova). Лукреция — «жемчужина этого пира, — писал один французский офицер о феррарском дворе. — Я бы сказал, что ни в наше время, ни задолго до нас не было такой прекрасной принцессы. Она хороша собой, доброжелательна, любезна. Муж её — человек храбрый и талантливый, но в этом большая заслуга его жены». Среди талантов, окружавших Лукрецию, был и её любовник — кардинал и поэт Пьетро Бембо (Pietro Bembo, 1470–1547). Когда спустя 400 лет лорд Байрон (George Gordon Byron, 1788–1824) в Амброзианской библиотеке (Biblioteca Ambrosiana) Милана найдет письма Бембо к Лукреции, они покажутся ему «самыми прекрасными любовными посланиями в мире». На память «об этом чуде» Байрон возьмет себе золотой волос из пряди Лукреции, хранившийся между письмами.
У рассказов о коварстве Лукреции и её манере избавляться от своих любовников и врагов при помощи яда нет подтверждений. Хотя этот штамп, закрепленный в популярной литературе, вероятно, никогда не потеряет своей привлекательности для массовой аудитории. При этом за пределами внимания остаются отзывы многих современников, рисующих герцогиню Феррары доброй и участливой, всегда старающейся помочь тем, кто попал в беду. Об этом свидетельствуют многие её прошения, направляемые в суд для смягчения приговора тем, кто, по её мнению, был несправедливо обличен. Понимая, что значит жизнь без материнского тепла, она старалась согреть заботой не только родных детей, но и молодых людей из своего окружения. Её отношение к слугам было терпеливым и приветливым. Лукреции удалось расположить к себе даже старого свекра. Может быть, Лукреция и не любила своего третьего мужа, но она всегда старалась поддержать его в трудные моменты, даже когда в 1510 году его отлучили от церкви (Альфонсо был противником римской экспансии на север Италии). В общем, то, что могли увидеть современники 500 лет назад, заметно отличается от того, что принято видеть сейчас.
«Добрая герцогиня»
Кроме чуткого сердца, Лукреции было ещё одно редкое качество — она умела думать. Видно, в ранней юности Лукреция, часто присутствовавшая на аудиенциях папы, не только смеялась над кардиналами и смущала их открытостью своих нарядов, но и училась управлять. Деловой хваткой она явно пошла в отца. В 1499 году Александр VI, решив опробовать способности дочери, на несколько месяцев назначил её правительницей Сполето (Spoleto). Получив власть и деньги, девятнадцатилетняя девушка показала себя хорошим управленцем. По крайней мере, ей удалось предотвратить конфликт между Сполето и Тернии (Ternia), грозивший перерасти в кровавое столкновение.
Но в полной мере дипломатические качества Лукреции проявились во время затяжных Итальянских войн, в которых с 1509 по 1512 годы принимал участие её третий супруг. Лукреция не только взяла на себя переписку с соседними итальянскими государствами, стараясь склонить их на сторону мужа, фактически Альфонсо передал в её нежные руки управление всем герцогством. И она показала себя совсем неплохо, вникая даже в сугубо военные дела. Да и не впервой ей это было: в 1503 году она на свои деньги сформировала небольшой наемный отряд, чтобы послать его на помощь Чезаре, который лежал в горячке в фактически осажденном замке Святого Ангела.
Однако, пожалуй, истинным призванием Лукреции был разбор частных петиций. По свидетельству современников, она делала это с завидным «умом и тактом», а 31 июня 1505 года Лукреция даже организовала специальную комиссию по рассмотрению ходатайств. Видно, это действительно получалось у нее хорошо, по крайней мере, у феррарцев она заслужила имя «доброй герцогини».
С течением времени в Лукреции открылся и талант предпринимателя. Карл Маркс (Karl Heinrich Marx, 1818–1883), наверное, очень бы удивился, узнав, что Лукреция Борджа — живой символ «морального разложения феодализма» — была одним из первых представителей итальянской аристократии, кому удалось освоить капиталистические методы ведения хозяйства. Об этом пишет в своей новой работе американский профессор Дайан Гирардо (Diane Ghirardo). Ей удалось отыскать новые документы, позволяющие взглянуть на герцогиню Феррары как на удачливого предпринимателя.
В 1512 году Лукреции в наследство достались земли её рано умершего сына Родриго. Поскольку большая часть из них представляла собой болотистую равнину, герцогиня Феррары решила заняться их мелиорацией. Заложив часть драгоценностей, Лукреция наняла рабочих, и через год-два все было готово. Заново обретенные земли Лукреция начала сдавать в краткосрочную аренду. Плата взималась не продуктами, а деньгами, что стимулировало развитие товарного производства. Полученные деньги пускали не на развлечения или покупку драгоценностей, а либо на приобретение новых земель, либо на совершенствование дренажной системы на старых участках — строили каналы, шлюзы и плотины. Постепенно площадь земель, принадлежащих Лукреции, достигла 50 тыс. акров (немного больше 20 тыс. га).
Судя по всему, Альфонсо не вникал в «бизнес» жены и «спонсорскую помощь» ей не оказывал. А тем временем в имениях Лукреции продолжали строить дома для рабочих, конюшни и амбары. На землях герцогини выращивали зерновые, бобы, оливы и тростник. Но основной доход она получала от скота — на рынке хорошо шли сыр, молоко, говядина, бычьи шкуры и овечья шерсть. Судя по приходно-расходной книге за 1518 год, доход вдвое превышал расходы, а общая прибыль составляла около 3 тыс. золотых дукатов.
Разные грани божественного
И в заключение нельзя, конечно, обойти и всеми любимую тему неистощимого сладострастия Лукреции. Судя по всему, современники были правы — Лукреция не была чужда плотским утехам. Неизвестно наверняка, сколько на самом деле было у нее любовников — ведь эти предположения не документированы. Почти нет сомнений в том, что она принимала участие в экстравагантных пирах, устраивавшихся Александром VI, которые современники не раз сравнивали с римскими оргиями. Существуют свидетельства её любви к разнообразным эротическим зрелищам, причем не всегда «гламурным». Так, до нас дошел рассказ об интересе Лукреции к наблюдению за спариванием лошадей. Есть и предположения о том, что герцогиня не чуждалась и однополой любви, по крайней мере, её не смущала бисексуальность одного из её любовников — маркиза Мантуи Франческо Гонзаго (Francesco II Gonzaga, 1466–1519), свояка Лукреции, женатого на сестре Альфонсо д’Эсте Изабелле.
Интересно то, что при всей своей сексуальной свободе Лукреция была набожным человеком — как, впрочем, все Борджа, и это не было ханжеством, в противном случае свекор Лукреции — человек искренне верующий — рано или поздно почувствовал бы фальшь, а ведь они и сблизились с невесткой на любви к хоровому монастырскому пению. Поездки по монастырям были их любимым занятием, особенно во время Великого Поста. Лукреция приглашала в дворцовые покои проповедников, делала многочисленные заказы художникам, специализировавшимся на религиозной тематике, основала несколько больниц и монастырь. С возрастом она все больше любила уединяться в святых обителях. Несмотря на все её ум и хитрость, в ней оставалось много детской непосредственности, позволяющей левой руке не знать о том, что творит правая. У нас нет сомнений в том, что Лукреция была искренней в своей вере. Но её Бог был, в первую очередь, Тем, кто превратил на браке в Кане воду в вино, — неким эпикурейцем, даровавшим людям радости плотской жизни, понимающим их слабости и закрывающим на это глаза. Бог Духа, Бог аскета Савонаролы (Girolamo Savonarola, 1452–1498), Бог страдания и принесения в жертву своих желаний остался ей незнаком. Проживи Савонарола чуть дольше, он в своих проповедях на площадях Флоренции добрался бы и до Лукреции, выбрав ей подходящее место в одном из адских кругов.
Надо заметить, что полярность внутреннего мира была характерна в ту эпоху не только для Лукреции. На это обратил внимание ещё Йохан Хейзинга (Johan Huizinga, 1872–1945) в своей знаменитой «Осени Средневековья» (1919). Он первым заметил, что XV–XVI века были временем людей, «обуреваемых страстями, чьи пышно расцветшие, пылающие багряным цветом грехи временами заставляли вспыхивать их рвущееся через край благочестие».
Однако не стоит полагать, что жизнь Лукреции Борджа состояла из одних наслаждений плоти. Её тело было обречено переносить и тяжелые страдания. Особенно трудно ей было во время беременностей. Последняя из них окончилась смертью не только ребенка, но и матери. Лукреция Борджа умерла 24 июня 1519 года в возрасте 39 лет. Возможно, столь трагическому концу поспособствовал сифилис, которым Лукреция могла заразиться от Франческо Гонзаго.
Следуя традиции Джакопо Саннацаро, мы бы предложили для могильной плиты Лукреции такую надпись: «Здесь лежит Лукреция Борджа, которая была умна, добра и порочна».
