Эта балерина обладала таким темпераментом и драматическим талантом, который повергал публику в полнейшее безумие. Не танцовщица, а необузданный вихрь, захватывающий в свою воронку всех, кто находился в зале. Ну, а таких триумфов, что выпали на долю Фанни во время выступлений в Москве, не испытала ни одна балетная прима как прошлого, так и настоящего времени.
Шлейф скандалов сопровождал Эльслер всю жизнь. Злые языки говорили про Фанни, что она погубила Наполеона II (герцога Рейхштадтского), который якобы от любви к ней заболел чахоткой, что в Америке кучера пытались устраивать забастовки, так как балетоманы носили ее на руках и не позволяли любимице разъезжать в каретах, лишая извозчиков их заработка. После возвращения Фанни в Европу поговаривали, что в Новом Свете она буквально свела с ума американцев, осыпавших ее золотом.
Находясь в Риме, Фанни Эльслер удостоилась чести быть допущенной к целованию туфли папы Пия IX. Балерина явилась к святому отцу разодетой, словно на великосветский прием, и усыпанной бриллиантами, как рождественская елка. Присутствовавшие были удивлены и тут же вспомнили, что всего за несколько дней до этого голландская королева, явившаяся к Папе с подобной же целью, была одета гораздо скромнее. В России перед одним из бенефисов Эльслер чуть не случилась дуэль между двумя офицерами, не поделившими билет на спектакль королевы танца.
Правда, происхождение этой королевы было совсем не королевским. Ее отец и мать находились в услужении у композитора Йозефа Гайдна. Отец был камердинером композитора, а мать... прачкой.
Фанни, настоящее имя которой Франциска, родилась в 1810 году, а на сцене впервые появилась, когда ей было семь лет. Маленькая дебютантка поразила всех своей грацией и осмысленностью исполнения. В семнадцать лет Фанни уезжает совершенствоваться в танце сначала в Италию, потом во Францию. Вскоре она покоряет балетные столицы Европы — Вену, Берлин, Париж, Лондон. С 1834-го по 1840-й Фанни — ведущая балерина парижской оперы. В 1840-м первой из знаменитых европейских танцовщиц отправляется в двухгодичное турне по Америке.
Что до появления Эльслер в России, то тут есть своя, весьма запутанная история. По одной версии, 38-летняя прима вроде бы сообщила дирекции императорских театров о своем желании приехать на несколько спектаклей в Петербург. Однако, не получив ответа, Эльслер пожаловала туда без приглашения. Видимо, рассчитывала на свое громкое имя.
Директор императорских театров Гедеонов встретил ее недружелюбно и предложил ничтожнейший гонорар в расчете на то, что незваная гостья не согласится на столь низкое жалованье и быстро уедет. Но Фанни Эльслер приняла условия Гедеонова, который был поражен таким поворотом событий.
По другой версии, находясь в Вене, государь присутствовал на спектакле с участием Эльслер. Он пригласил ее к себе в ложу, поблагодарил за доставленное удовольствие и сказал, что ему было бы очень приятно увидеть такую прекрасную танцовщицу своею гостьей в Петербурге. Фанни поблагодарила за приглашение, но ответила, что только позднее.
Возвратившись в Петербург, государь приказал Гедеонову направить знаменитой танцовщице официальное приглашение на зимний сезон 1848 года.
Гедеонов решил лично отправиться в Вену и познакомиться с артисткой. Но в Вене ее он не нашел – Фанни жила на даче в Фёслау. Гедеонов отправился прямо туда. Приехав, он увидел во дворе множество верховых лошадей: Эльслер как раз собиралась на конную прогулку. Естественно, в столь приятный момент танцовщице было не до малознакомых посетителей. Когда ей доложили, что приехал некто Гедеонов, она, недолго думая, велела передать, что ее нет дома. Гедеонова разъярило столь бестактное поведение, он велел сказать хозяйке, что у себя в России он вхож к государю императору и государыне императрице и никак не ожидал такого приема.
Когда в 1848 году Эльслер приехала в Петербург, Гедеонов, по всей видимости, решил отомстить ей за то унижение, которое испытал у нее в имении. Так, никто из служащих петербургского Большого театра не был уведомлен о приезде артистки. Пришлось столкнуться танцовщице и с различными закулисными кознями: не были готовы костюмы, какая-то путаница происходила с афишами, да еще и цензура решила потрепать нервы гастролерше — пропускала балет, но не разрешала музыку к нему.
И тогда Эльслер, встретив как-то Гедеонова, объявила ему: «Если такое положение дел продолжится, я разорву контракт и пожалуюсь государю императору, поскольку он лично дал мне позволение обращаться к нему за помощью всякий раз, как будет нужно!» Гедеонову ничего не оставалось, как смириться с тем, что Фанни – это серьезно.
Эльслер дебютировала на сцене петербургского Большого театра 10 октября 1848 года в «Жизели». В ней не было ничего от сильфид, виллис и брошенных невест, поэтому при выходе танцовщицу приняли сдержанно, даже холодно, но это ее нисколько не смутило. Кажется, не комплексовала она и по поводу своего возраста: 38 лет для балерины – это пенсия. Но Эльслер, обладающая редким драматическим даром, мало озадачивалась своим возрастом, а больше думала о роли. И сцена сумасшествия Жизели привела публику в неописуемый восторг.
А потом была знаменитая Эльслер. Не танец, а огонь, порох, ракета! «Когда Фанни плясала качучу, – уверяет один из балетоманов, – рукоплескания не умолкали. Из этой пляски она создала целую поэму: то она молила о взаимности страстным, преданным взором, то возбуждала сладкую негу телодвижениями, ей одной свойственными, то рвала и метала, как разъяренная тигрица. Только с последними ударами кастаньет зритель приходит в себя и просыпается: он видел дивный сон!»
Что касается балета «Тщетная предосторожность», то интересно привести смешное и трогательное воспоминание одного балетомана:- «Помню, в «Тщетной предосторожности» пустая, кажется, штука – кур кормить, а она так кормила, что мы плакали. Может быть, курам на смех — но плакали!» Но восторги петербуржцев перед Эльслер не могли сравниться с тем феноменальным приемом, который оказали ей москвичи. Это было подобно сумасшествию, эпидемии, охватившей Москву.
Для одного из своих бенефисов Эльслер выступила в русской пляске, которую, как истинная артистка, решила подготовить всерьез. Она не только выписала для этого педагога народного танца, но выезжала за город – посмотреть, как танцуют русские крестьяне. Что ж, ее старания не пропали даром: публика с восторгом приняла «Русскую» в исполнении австрийской танцовщицы. А критики отмечали, что у нее и плечи говорили, и плыла она, точно лебедь белая, и глаза смотрели с поволокою – словом, настоящая наша душа-девица.
Для своего второго, прощального бенефиса Фанни Эльслер выбрала балет «Эсмеральда». И этот вечер стал одним из самых громких в истории балетного театра. С появлением артистки вся сцена была усыпана цветами. Как вспоминает один из современников, во время первого акта было брошено на сцену триста букетов, из которых во втором акте была устроена кушетка Эсмеральды, а вместо подушки лежал грандиозный букет.
В том же втором акте, в той сцене, где Эсмеральда пишет на стене имя своего любимого – Феба, Фанни неожиданно для всех написала другое слово – «Москва», упала на колени и расцеловала буквы. «Что тут было, – вспоминает далее зритель, – трудно передать: рукоплескания и рыдания надолго прервали представление!»
По окончании балета Эльслер преподнесли русский калач, а в нем браслет, усыпанный крупными бриллиантами и составленный из шести камней: малахита, опала, сапфира, кальцедона (старинное название халцедона), венуса и аметиста. Камни недорогие, но подобранные с особым смыслом, они составили акростих «Москва». А при выходе из театра Фанни не узнала лестницы, по которой прежде выходила: все ступени были устланы богатейшими коврами и завалены цветами.
Объяснились в любви к Фанни и поэты, посвятившие ей восторженные строки. Среди этих поэтических восторгов особенно выделяются стихи графини Ростопчиной:
Не улетай, прелестное создание!
Не покидай тобой плененный край!
Останься нам, сердец очарованье,
Не улетай!..
Мы все твои, тебя мы полюбили,
И сцена нам с тобою стала рай,
Где полной жизнью мы восторга жили.
Не улетай!
Ты солнце нам в годину вьюги снежной,
Ты роза нам в ненастный зимний день,
Цвети и грей!.. Не исчезай небрежно,
Как счастья тень!..
Послушай нас, в Москву вернися снова,
Друзей твоих никак не оставляй
В прощальный день без радостного слова.
Не улетай!
Но в Москву Фанни уже никогда не вернется. Правда, на прощальном обеде она объявила, что так восхищена оказанным ей здесь приемом, что, желая, чтобы Москва сохранила о ней последнее воспоминание, навсегда покидает сцену и никогда более не выступит, за исключением одного спектакля в ее родной Вене. Свое слово она сдержала. Это тот редкий случай, когда балерина не только нашла в себе мужество расстаться со сценой на вершине славы, но и быть верной данному обещанию.
