Те, кто хоть раз слышал живой голос этой певицы, кто хоть раз видел ее на сцене или на концертной эстраде, не могли не испытать воздействие едва ли выразимого словами обаяния, которое излучал весь ее облик, - не только единственное в своем роде меццо-сопрано, трогавшее грудными бархатистыми звуками...
Непосредственное общение с искусством Обуховой рождало какое-то почти благоговейное чувство, близкое к тому впечатлению, какое оставляли такие корифеи оперной сцены, как Шаляпин, Собинов, Нежданова. Однажды замечательный дирижер и знаток пения Николай Семенович Голованов сказал: "Можно изумляться мастерству и технике итальянских певиц, но настоящий восторг, то есть какое-то возвышенное состояние души может вызвать только неповторимо проникновенное, от сердца идущее чудесное пение наших русских певиц, - таких, как Нежданова и Обухова".
Путь на сцену редко бывает легок. К счастью, Надежде Андреевне повезло: ей не пришлось испытать тягот и мытарств, выпадавших на долю многих артистов. Казалось, с самого начала судьба направляла ее к заветной цели - служению музыке.
Обухова родилась в Москве. "Раннее детство мое, - рассказывала она, - протекало в деревне, в Тамбовской губернии, где мы: сестра, брат и я, жили с нашим отцом и дедушкой. Моя мама умерла, когда мне было два года.
Я пела с детства, с тех пор, как себя помню. У брата и у сестры тоже были хорошие голоса - вся семья была музыкальная. Вспоминаю, как дедушка собирал нас, садился за рояль и мы под его аккомпанемент пели в унисон песенки и среди них - "Там вдали, за рекой..."
Я любила в нашем саду слушать шум вековых лип, любила, сидя под тенистыми деревьями, слушать доносившуюся из раскрытых окон музыку Бетховена, Шумана, Шопена, Чайковского: это играл мой дедушка. Большой и тонкий музыкант, он был очень дружен с великим русским пианистом Николаем Рубинштейном. Они часто играли на рояле в четыре руки.
А в закатный час я любила выходить на проселочную дорогу и смотреть на расстилавшиеся кругом поля. Какое-то особенное чувство наслаждения испытывала я, вдыхая полной грудью запах цветущей ржи и чернозема, смешанный с полевыми цветами и душистыми травами. Я стояла и смотрела вдаль на возвращающиеся с полей стада, на потухающее солнце, и особенно любила слушать народные песни: самой хотелось примкнуть к голосистым народным певцам, петь вместе с ними. Меня с ранней юности волновали грустные русские песни про тяжелую женскую долю".
Пятнадцатилетней девушкой ее повезли на юг Франции, в Ниццу, - после потери жены и дочери дед опасался, как бы и внучка не заболела туберкулезом. Дальше все закружилось, словно в счастливом сне: занятия с профессором Озеровым - другом Герцена, Тургенева и Флобера, уроки пения у ученицы знаменитой Полины Виардо, неизгладимые впечатления от оперы Бизе "Кармен", от выступлений таких корифеев сцены, как Сара Бернар, Элеонора Дузе, от первых зарубежных гастролей Федора Ивановича Шаляпина.
Юные годы Обуховой полны восхищения перед каждым значительным художественным явлением. Одновременно это годы становления характера и укрепления единственного в жизни желания - петь. Осенью 1906 года, вернувшись на Родину, она поступила в Московскую консерваторию и удостоилась быть принятой в класс маститого педагога, учителя Антонины Неждановой, профессора Умберто Мазетти.
Еще, будучи студенткой, Обухова, часто посещая спектакли Большого театра, затаила мечту посвятить себя именно этой оперной сцене. Впоследствии понадобилось целых четыре года, прежде чем она добилась осуществления намеченной цели. Вспоминая об этом периоде, Обухова рассказывала:- "Мне предложили пробу в Мариинском театре в Петербурге. Волновалась я ужасно. Помню: красивый театр, экзаменационный стол, в зрительном зале большая комиссия.
Меня предупредили: если во время исполнения в темном зрительном зале зажжется лампочка, это будет означать, что надо прекратить петь. Я спела романс Полины из оперы Чайковского "Пиковая дама". Каково же было мое удивление, когда я увидела, что зловещая лампочка не зажглась. Кто-то из зала спросил, что я могу еще спеть? Я спела арию Любавы из оперы Римского-Корсакова "Садко". По окончании пробы ко мне подошел главный режиссер театра Тартаков и сказал, что голос мой понравился. Я была принята в театр, но не решилась уехать из родного города и просила, чтобы мне назначили пробу в московском Большом театре. Вскоре мне предложили спеть там арию Далилы из оперы Сен-Санса "Самсон и Далила". Я пела удачно и была зачислена в труппу".
Ступив на подмостки Большого театра, молодая певица очень скоро выдвинулась в первые ряды солистов оперы. А на прославленной сцене в ту пору блистало целое созвездие имен: Шаляпин, Собинов, Нежданова, Василий Петров, Леонид Савранский... Казалось, сила и совершенство их искусства должны затмить впечатление от выступлений артистки, только-только начинающей свой творческий путь. Но этого не произошло.
Вниманием слушателей завладевал чудесный обуховский голос, всегда наполненный глубоким человеческим чувством. Певица заставляла забывать условности оперного жанра и вместе с ней переживать судьбу трагической Любаши из "Царской невесты", красочной Кончаковны из "Князя Игоря", экзотической Далилы из "Самсона и Далилы", молодой раскольницы Марфы из "Хованщины"...
Слава капризна. Одни идут к признанию в искусстве долго, чуть ли не всю жизнь, к другим успех приходит внезапно, чтобы, подразнив, изменить. Обуховой принесли широкую известность уже первые выступления и на сцене, и на концертной эстраде. С тех пор на протяжении десятилетий знатоки оперной классики, почитатели народной песни, поклонники старинного и классического русского романса - вся огромная аудитория любителей музыки и коллеги по профессии неизменно горячо принимали это лучезарное искусство.
Быть может, хоть чуть-чуть приблизиться к нему, передать, пусть отдельные, черты человеческого и художественного облика певицы нам помогут мысли, высказанные ее близким другом, незабвенным Иваном Семеновичем Козловским. "Всего несколько метров отделяют нас от квартиры, в которой Надежда Андреевна прожила не одно десятилетие. Мы были соседями многие годы: сперва в доме рядом с Большим театром, а потом вместе переселились сюда. Говорить об Обуховой - значит касаться чего-то бесконечно дорогого для каждого человека, любящего вокальное искусство. Была в ее пении та необыкновенная притягательная сила, та сердечность, которые и словами-то выразить невозможно.
Я вспоминаю Надежду Андреевну в партии Кармен - мне посчастливилось быть ее партнером во время домашних репетиций. Дома во время нашей совместной работы она демонстрировала удивительную гибкость, танцевала, словом, делала все, что как будто необходимо в этой роли. Но на сцене подобные приспособления ей были не нужны. Она не вытанцовывала хабанеру, ее плечи не содрогались под аккомпанемент кастаньет, но спето все было так, что для меня до сих пор вне всяких сравнений. Так что дело тут не в талии и не в танцах. Существует убедительный язык музыки, и этим языком Надежда Андреевна владела в совершенстве, передавая всю глубину любви и трагедии Кармен.
Обухова была неутомима и увлекала всякого, кто начинал с ней работать. Вопреки всем правилам Надежда Андреевна частенько принималась петь в час ночи. Я, как и многие люди, люблю тишину, но, когда начинал звучать голос Обуховой, всегда невольно охватывало волнение. И вот нередко случалось так: в гостях у Надежды Андреевны Матвей Иванович Сахаров - замечательный пианист, ее постоянный концертмейстер. Начинается музицирование. Я за стенкой, все слышу - не утерпится, шагаю к ним.
И вот тут происходило некое таинство, когда от соприкосновения с незаурядным талантом словно вырастаешь сам, становишься духовно богаче. Это были незабываемые вечера. В один из таких вечеров у нас родился концертный номер: в дуэте мы пели "Ночи безумные..."
Жизнь Обуховой на сцене длилась около четверти века. За это время она спела множество партий в операх русских и зарубежных композиторов, а поразительной красоты голос был неувядаем. Между тем исключительная требовательность к себе заставила певицу уйти из любимого театра в расцвете творческих сил. Но сколько радости подарила она миллионам слушателей своими выступлениями в концертах, по радио, записями на грампластинках!
"Рецензия на мой труд" - так называла Обухова поистине необъятную корреспонденцию, приходившую со всех концов страны. "Я так много получаю писем, - рассказывала артистка, - буквально завалена ими. На все отвечаю, потому что не отвечать не могу - каждое письмо от знакомого и незнакомого полно любви и благодарности ко мне и моему пению".
Радио и грамзаписи сделали имя Обуховой поистине легендарным. Слава ее перешагнула рубежи нашей Родины. По словам выдающегося хорового дирижера А.В. Свешникова, как-то во время поездки в Лондон он познакомился с лордом, который, беседуя с ним, признался, что есть у него утешительница: когда он в плохом настроении и вообще при всех жизненных трудностях для него лучшее лекарство - пластинка с записями голоса величайшей русской певицы Обуховой.
Ее выступления перед микрофоном начались в 1922 году с участия в первом концерте советского радиовещания и продолжались вплоть до последних лет жизни. Их отличало такое же богатство репертуара, как и на концертной эстраде, - помимо оперных арий около трехсот романсов и песен! Щедро пела Обухова и если порой заставляла грустить, то чаще всего своим искусством вселяла любовь к жизни и энергию.
Да и сама она была живым, общительным, веселым человеком. Мир для нее был полон звуков, красок, запахов. Она горячо любила природу - лес, русские раздолья, южное море, напоминавшее ей дни юности, проведенные на острове Капри и в Неаполе.
Она с восторгом описывала свои впечатления от путешествия по итальянским городам, восхищалась шедеврами мировой архитектуры, живописи и скульптуры, великолепно владея несколькими языками, читала в подлинниках произведения зарубежных писателей. А с каким блеском и темпераментом пела она испанские, французские и итальянские песни! Невольно вспоминается ее знаменитая неаполитанская тарантелла.
...На улице Неждановой, в последней квартире Надежды Андреевны, давно воцарилась тишина. В 1961 году навсегда умолк живой голос певицы. Но если включить записи обуховского голоса, можно ощутить радость встречи с немеркнущей красотой. Можно силой воображения вызвать в памяти пленительный образ женщины, чей великий артистический дар воспринимался как чудо искусства, пробуждающего в слушателе глубокие переживания.
