* * *
Пытошная камера пиита –
Скалится хорей, смеётся ямб.
Озаренья – много ярче ламп –
Редкие, как ярая молитва.
Сквер у Склифа, где лежал – одна Из дорожек прямо к телу морга. Свет в окошках синеват – для мозга Матерьял, чья сущность холодна.
Холоднее морга часто мозг, А порою – будто куст горящий. Я не ведал жизни настоящей, Ибо вечно к звёздам строил мост.
«Я» ассоциировать своё С телом – заурядная ошибка. Строчка, разогнавшаяся шибко, Нечто непонятное поёт.
Морг. Тела хранятся. И тела, Что теперь обслуживают мёртвых. Место – поминальный зал – из чёрных. Скорбные звучат колокола.
Скорбные колокола звучат По поэту, или инженеру, Иль бомжу, покинувшему сферу Бытия, похожего на ад.
Бытия, в каком порою рай Нежностью малиновой играет. Шарики чернеющего грая Рифмами поэт оперить рад.
Пытошная камера, пиит, Всё-таки просвеченная солнцем: На салазках малышок смеётся, Отрицая смерти колорит.
Сквер у Склифа, где лежал – одна Из дорожек прямо к телу морга. Свет в окошках синеват – для мозга Матерьял, чья сущность холодна.
Холоднее морга часто мозг, А порою – будто куст горящий. Я не ведал жизни настоящей, Ибо вечно к звёздам строил мост.
«Я» ассоциировать своё С телом – заурядная ошибка. Строчка, разогнавшаяся шибко, Нечто непонятное поёт.
Морг. Тела хранятся. И тела, Что теперь обслуживают мёртвых. Место – поминальный зал – из чёрных. Скорбные звучат колокола.
Скорбные колокола звучат По поэту, или инженеру, Иль бомжу, покинувшему сферу Бытия, похожего на ад.
Бытия, в каком порою рай Нежностью малиновой играет. Шарики чернеющего грая Рифмами поэт оперить рад.
Пытошная камера, пиит, Всё-таки просвеченная солнцем: На салазках малышок смеётся, Отрицая смерти колорит.
ВИЗАНТИЙСКОЕ ПРАВОСЛАВЬЕ
Византийский вариант аскезы –
Православья корень узловой.
На душе грехов горят разрезы –
Врачевать молитвой золотой!
Тёмная базилика. Однако
Прожигает Иисуса взгляд.
Смотрит некто. Жил я, как собака,
Понимает. И пугает ад.
Пышные обряды православья!
Дым курений, музыка словес.
Оный мир, увы, не представляю я,
Раз моленья вьются до небес.
Византийский вариант аскезы –
Будто погруженье в глубину.
И души нарывы и порезы
Убирал он, исцелив вину.
* * *
За святой водой ходил пять лет
Я назад, стоял часа четыре.
Двор церковный, снег – почти что свет.
Образы, как входишь, золотые.
В нижней церкви разливали – тут
Полыхают свечи, многолюдно.
И старухи лили воду – труд
Им вершить подобный вряд ли трудно.
Верю я по своему – сложна
Вера и мучительна донельзя.
И порою склонен я к аскезе,
Ибо в ней мерцает глубина.
Но пошёл, по просьбе мамы, я
В этот год. И не было народу.
Нелегко бутыль мне бытия
Так наполнить, влив святую воду.
* * *
Ещё горят поутру фонари,
Снег на площадке детской освещая.
Зима стоит – ядрёная, литая,
Красивая, что там ни говори.
Но медленно, не торопливо свет
Приходит, и, любуясь из окошка,
Подумаешь, что даденный сюжет
На внутренний похож, пускай немножко.
Так медленно приходит в душу свет,
Промаешься ты без него полжизни.
Погасли фонари. Белеет снег,
Он чистый в январе всегда в отчизне.
НА СМЕРТЬ ЭТТОРЕ СКОЛА
Мы так любили некогда друг друга…
Маэстро Скола. Старое кино.
Иллюзии погашены давно.
Коль прагматизм теперь важнее духа.
Любили мы друг друга, а потом
Расстались – вероятно, в пользу смерти.
Что всё ей завершается – поверьте,
Живым сего не хочется притом.
Из кинотеатра в осень выходить,
Багет листвы, внутри его картины.
Слёз после фильма можно не таить,
Пускай кругом и злата и кармина
Достаточно, чтоб счастье испытать.
Маэстро Скола умер. Очевидно.
Глядим кино. Глядим его опять.
Печаль порою слаще, чем повидло.
Хоть смерти тайну не дано узнать,
Но если любим, жить не так обидно.
* * *
Россия первого концерта
Чайковского – движенье вверх.
И вы не верьте в силу смерти,
Ведь бесконечен человек.
Сейчас темно, но дно и дали,
Чтоб оттолкнуться от него.
Звук – это область вертикали,
Её златое торжество.
Россия первого концерта…
…другая – алчность, деньги, шум,
Нищь стариков, шальные цены,
От многого мутится ум.
Больная, наглая Россия…
Но первого концерта мощь
Рождает мысли золотые,
Питает перспективой мозг.
* * *
С шести утра не сплю, дурак –
Вершится праздная работа
Стихов моих, идущих в прах.
Вставать донельзя неохота –
Темно, как ночью, коль январь
Дан в первозданной силе снега.
Но подожжён сознанья ларь
Стихами, мука человека.
В действительности не нужны
Они, заложник не-признанья,
Безденежья – отдай молчанью
Стихи страданья и вины.
Но есть в сознанье глубина,
Что воплощенья стихового
Так требует, как будто слово
И есть действительность одна.
* * *
Вышел прогуляться зимним вечером,
Тени всюду длинные текли.
Голым сквером шёл я.
Пёстрым веером
Обозренья колеса смогли
Поразить огни, хоть часто видел.
Сквер, и чёрные тела древес.
То – напоминает древний идол,
Это, глянь, рогато, будто бес.
Кто в плаще подходит? Слишком явно
Двигается мне навстречу… Смерть?
- Правда, ты? Я прожил окаянно,
Всё же сделать кое-что успеть
Мне хотелось…
Мимо прошагала.
Тень? Фигура длинная в плаще?
Снега светлого кругом немало, Будто нету темноты вообще.
Снега светлого кругом немало, Будто нету темноты вообще.
