Перебирая старые фотографии, нашла снимок пятилетней давности, на котором моя добрая знакомая запечатлена в окружении цветов. И сама она, как цветок дивной красоты и обаяния. Загадочная улыбка витает на устах, в глазах светятся молодой задор, доброта, ум, ласковость.
Много лет она проработала педагогом детского сада, затем - его заведующей. Чутко заботилась о трех внуках, опекала старых и сирых, всегда помнила о приемной сестре Танюше, жившей где-то в Прибалтике. Она на протяжении нескольких десятков лет сотрудничала с редакцией нашей газеты, и приносила к нам не только зарисовки, стихи и занимательные истории, но и делилась своей неизбывной болью и тревогой.
Что же стало с этой талантливой и замечательной во всех отношениях женщиной всего за какой-то пяток лет, если сейчас она выглядит старше своих сверстниц? Годы? Да, болезни - опасные попутчики надвигающейся старости. И это тоже не сбросишь с усталых плеч. Не откинешь в сторону и тоску-печаль по прежней интересной работе, коллективу, ставшему родным за многие годы сотрудничества. Обремененное нуждой пенсионерское житье-бытье - тоже помеха ощутимая.
Болит сердце, стонет душа по неустроенной жизни детей и внуков. Хоть бы рядом жили, все полегче было бы, а съездить к ним в гости нет средств. Да и им сюда переехать жить - тоже невозможно, так как негде устроиться на работу. Разве уснет мать от дум и сомнений?
Бессонные ночи обострили хронические заболевания. И все это тоже наложило отпечаток на ее некогда прекрасные, тронутые годами и переживаниями черты лица. Безмерная усталость, обида, боль застыли в ее глазах, затаились в уголках увядшего рта.
Но, чувствую, еще что-то, пожалуй, самое убийственное гнетет мою приятельницу. Отмалчивается, прячет взгляд, прикрывая свое горе незначащими фразами о мелких домашних заботах, телефонных разговорах с дочкой, посещении лечащего врача…
И все же, в какой-то момент выдержка ей изменяет. Глаза наполняются едучими слезами. Сквозь рыдания она тихонько начинает свой рассказ. Вплоть до самого конца ее исповеди мне не верится, что подобное может происходить с этой некогда волевой, энергичной и деловой женщиной, к которой шли за советом, получали помощь многие горожане.
Муж Валентины Ивановны - человек неглупый, начитанный, хорошо разбирающийся в людях. Но после ухода на пенсию стал сильно пить. Вначале ограничивался двух - трехдневными запоями, затем стал «утешаться» чаще. Доведя себя до «кондиции», супруг начинал скандалить, придираться ко всему.
Сна и покоя у разбуянившегося мужа почти не бывает. По натуре крутой, беспокойный (и помнится мне энергичным и деятельным на прежней работе), он не знает теперь удержу дома, когда видит перед собой издерганное лицо жены. Придиркам нет конца.
Вот уже и утро забрезжило за окном, а неугомонный гулена кружит и кружит по квартире, тормошит измученную жену. Проспавшись к обеду, похмеляется, и в легкой эйфории «полегчания» делится кошмарными воспоминаниями о бурно проведенной ночи.
Все признаки надвигающейся белой горячки налицо. Но поместить мужа в больницу жена не может, так как нет для этого достаточных средств. Да и лечить бесполезно - все уже испробовано. Тяготят долги за квартиру, не хватает денег на покупку лекарств, ведь львиная доля их двух пенсий уходит на питание и различные платежи. И если удается послать сотенку внукам, то скандала от мужа не миновать.
Однажды в отчаянии она заявила мужу, что готова разделить квартиру, немудреную мебель, пожитки, чтобы доживать старость в относительном спокойствии. Как ни странно, супруг согласился, и, куражась, тут же заявил, что покоя ей все равно не видать. Не тот она человек, чтобы сразу все оборвать, отдать нажитое на растерзание пьяных дружков. А такое обязательно произойдет. И бесквартирного спившегося мужа придется брать снова к себе, или он будет обузой детям.
Куда ни кинь - всюду клин. Какая чудовищная несправедливость и безысходность, от которой нет никаких способов избавиться! Так мы и сидим, и горестно размышляем, и нет у меня ни советов, ни рецептов, чтобы как-то помочь ей преодолеть беду, спасти свое семейное гнездо.
Знаю, что в свое время слыл ее муж, Виктор Иванович человеком работящим, личностью неординарной. У обоих супругов было трудное детство, да и юность не баловала своими щедротами. До всего доходили своим трудом, умом, смекалкой, добрым отношением друг к другу. Вырастили и выучили детей, внуков дождались. Вот уже и старшего проводили в армию. Старость встретили вместе. По разным углам не разбежались. Сколько всего родного и близкого накапливается за годы совместной жизни, в преклонные лета беречь бы да голубить друг друга надо. Ан, нет. Может быть, бесы обуяли? Или черная кошка дорогу перешла?
А сколько по нашему городу бродит мужчин, едва ковыляющих от перенесенных инфарктов и частичной парализации... Глянешь и глазам порой не веришь, куда делись силушка, здоровье у этих людей, так бездумно растративших себя на гульбища, будто в запасе у них было еще два века.
Моя собеседница, заканчивая свое повествование, улыбнулась сквозь слезы:- «Мой-то, все ему море по колено, а сквозняков, как черт ладана боится. А сам курит нещадно. Пьет такую дрянь, что никакой механизм, если в него залить эту жидкость, не выдержит. Да и я сама с этим прожигателем остатков своей и моей жизни долго не дотяну. Вот схожу к врачу, что еще скажет? Снова будет предлагать лечь в стационар».
Излила душу, выплакала боль, стало полегче. Я это угадала по ее грустной улыбке и слегка порозовевшим щекам. Мы распрощались, и я в знак слабого утешения протянула ей снимок, на котором она отдаленно напоминала ее теперешнюю, сломленную.
Чем ей еще помочь? Написала все, как есть, потому что знаю, муж моей приятельницы мои материалы читает от корки до корки. Себя наверняка он узнает. Портрет получился такой, какой на самом деле, и, если теплится хоть капелька совести и чести, то пусть прошибет слеза раскаяния и злости на самого себя. Взгляните, неужели это вы с перекошенным от злобы лицом, с пудовыми кулаками, занесенными над головой своей жены-голубицы, с пропитанным и пропахшим дрянными сигаретам, в пьяной ухмылке орущим ртом?
Если болен, лечись. Если просто кураж, то остановись. Хотя бы во имя своего прежнего доброго имени, чтобы избежать позорного и бесславного конца, чтобы не оставить внукам черного пятна от своей беспутной жизни.
…Как и ожидалось, закончилась эта история трагически. В один из тихих майских дней сердце у Валентины Ивановны не выдержало. После похорон дочка предложила отцу переехать к ней, в ее поселок нефтяников, где жили многие его знакомые и товарищи по прежней работы. Виктор Иванович наотрез отказался. Более того, быстро согласился на раздел трехкомнатной квартиры.
И пока готовились документы, его взяла под опеку близкая подруга жены - Мария Кирилловна. И как только вдовец переселился на новое место жительство, снова крепко запил. Спиртное ему доставляла по первому же требованию… жалостливая Мария Кирилловна, которая вскоре стала законной женой Виктора Ивановича. И если верная супруга оберегала его от выпивки, следила за тем, чтобы он хотя бы вовремя покушал, то теперь порядок был совсем другой. Мария Кирилловна закрывала мужа на крепкий засов и появлялась только вечером с новой порцией паленой водки.
Через полгода Виктор Иванович умер в больничной палате, куда его положила уже дочь, видя, в каком состоянии находится отец. В хлопотах о похоронах Марина и не вспомнила об отцовском единственном наследстве - однокомнатной квартире. А когда обратилась к нотариусу, то узнала, что за неделю до смерти отец отписал свои «метры» благодетельнице Марии Кирилловне.
Последовали разборки, суды, на которых эта уже пожилая женщина с издевкой однажды бросила в лицо дочери, что ее мать была наивной дурочкой, ибо все последние годы Виктор Иванович делил свое одиночество не только с рюмкой, но и с ней. Именно она, единственная, его понимала, как никто другой…
