Сухие строчки протокола: фамилия, имя - доброе, красивое, адрес, место работы - довольно престижное, с высокой зарплатой. Жильем обеспечена. Семейное положение – разведена. На иждивении находится 12-летняя дочь. Разница в возрасте между мамой и дочкой без малого три десятка лет. Значит, рожала в спелой женской поре, как говаривали раньше на Руси - для себя и упокоения старости.
Но, судя по протокольным данным, утехой желанное чадо для Татьяны почему-то не стало. Дважды в течение всего одного года официально по линии местного РОВД были зафиксированы случаи жестокого обращения матери со своим ребенком.
Вернемся к протоколу, составленному сотрудниками полиции. В этом суровом документе кроме беспристрастной констатации этого вопиющего факта в графе «объяснение нарушителя» по содержанию протокола значатся строки, заполненные самой матерью: «Не согласна с формулировкой «жестокое обращение» - и аккуратная, почти ученическая подпись.
Но с чем тогда не согласна мать? Со своими далекими от педагогики и здравого смысла приемами воспитания дочери? А, может быть, вообще ни с чем и ни с кем не согласная, обозленная на всё и всех, в том числе на родного и близкого человека — дочь?
Кто-то из мудрецов сказал: «Детству следует оказывать величайшее уважение». А еще есть такое наставление: «Когда ребенка пугают, порют и всячески огорчают, тогда он с малых лет чувствует себя одиноким».
Но только ли одиноким? А унижение? Обида? Боль от побоев, угнетенность в душе? Растерянность и потерянность от осознания своей ненужности, второсортности, ведь хорошую девочку мама не стала бы наказывать. Так думает, так считает 12-летний ребенок, и на свой возрастной аршин меряет мамину любовь, привязанность, нежность, сердоболие.
А что же рядом живущие? Как реагируют соседи, когда слышат брань, упреки и детский плач? Звонят отцу, сообщают о том, что с ее дочкой не все в порядке. Вот строки из заявления отца Светланы в РОВД, настаивающего на том, чтобы привлечь бывшую супругу к уголовной ответственности в связи с жестоким обращением с их дочерью. И, как доказательство, приводит последний случай ее избиения на глазах подруг.
Расправлялась мама со Светой, как в крутом боевике: сначала кулаком ударила дочь по лицу, а затем била головой о стену, сопровождая «борцовские приемы» нецензурной бранью. По тревожному звонку отец срочно приехал из другого города и забрал Свету к себе. В поликлинике ребенка осмотрели, сделали запись в медкарте. Увы, тот случай расправы с дочерью не единичный...
Из объяснений руководителя кружка, в котором занимается Света: «Девочка талантливая, занимается с удовольствием, очень отзывчива на добро. Мама отрицательно относится к увлечению дочери, запрещает ей заниматься танцами, объясняя тем, что она плохо учится в школе. Я пыталась поговорить с Татьяной Ивановной, но с ней невозможно общаться. Что касается Светы, то она нередко приходит на занятия в синяках, царапинах, объясняя, что это мама ее наказала. Были случаи, когда она не пускала дочь на выступления, рвала ее костюмы.
Связь поддерживаю с отцом, который бывает на концертах, в дни, когда вы¬ступает Света. Пытался он наладить контакты с бывшей женой и откровенно поговорить о судьбе дочери, но, увы…»
Несколько страниц убористого почерка объяснительной Светы выплескивают всю боль и отчаяние ребенка, пытающегося достучаться до маминого сердца! Девочка, слава Богу, не отчаялась окончательно. Она любит маму, понимает ее разочарование тем, что плохо учится, не всегда послушна, покорна и... характером напоминает своего отца.
Классный руководитель Светланки, судя по сухим строчкам характеристики, человек беспристрастный и даже несколько отстраненный: «Учится с нежеланием. Контакта с одноклассниками нет. Мама на родительские собрания не ходит. Света замкнута, не коммуникабельна».
Увидеть, отметить неадекватное поведение еще не значит помочь, поддержать, найти контакт с родителями Может быть, Анна Максимовна и пыталась что-то сделать, но из характеристики это не видно.
И еще одна «инстанция» — соседи. Сердобольные и сочувствующие девочке, они единодушны в своем вердикте: «Такой маме ребенка доверять опасно. Однажды она своей жестокостью может довести Свету до самоубийства». И далее, в объяснительных приводят довольно-таки серьезные доказательства жестокого обращения их соседки Татьяны Ивановны со Светой.
Но, может быть, «тети Вали и тети Ларисы» уж очень пристрастны? Если бы!.. Работники подразделения по делам несовершеннолетних РОВД опросили Светланкиных подруг по классу и кружку. Картина вырисовывается весьма неутешительная и страшная. Света вынуждена до вечера гостить или у бабушки, или у подружек, потому что ключ от квартиры ей мама не доверяет. Привыкнув к такому режиму, девочка отвыкла от дома, поэтому в часы, которые мама считает семейными, она может задержаться на дне рождения подруги, или уйти на кружковские занятия, нежели засесть за уроки.
«Домашний очаг, - наставляли нас родители, - должен быть не только местопребыванием, а желанным причалом, куда все мы всегда возвращаемся». И Света, конечно же, также торопится домой, даже если засиделась в гостях. Но зачастую возвращается в страхе, потому что знает: она будет непременно наказана, и даже если рядом окажется бабушка, то порки, матюгов и синяков ей не избежать.
Потом, когда она горько выплачет свои слезы, когда утихнет боль, мама прильнет к ней и, проливая слезы над ее ссадинами, будет просить прощения и каяться. Об этом — в качестве оправдательного мотива — пишет Света в своей объяснительной, умоляя «дядей милиционеров не сажать маму в тюрьму».
Ребенок, который по старинным русским канонам всего четыре года назад перешагнул возраст младенца, больше, глубже понимает трагедию своей мамы и прощает ее, и не держит обиды, наоборот, сожалеет, что так все у них плохо, несуразно сложилось.
А мама? Отрицая формулировку «жестокое обращение», она пытается оправдать свое поведение тем, что дочка ее разочаровала по учебе, она не прислушивается к ее требованиям, поэтому и на собрания не ходит («стыдно»), на кружок не пускает только из-за того, что есть у Светы пробелы в школьных дисциплинах.
«Характер ребенка, — предупреждает немецкий психолог Эрих Фромм, — это слепок с характера родителей, он развивается в ответ на их характер». В ответ... Что может противопоставить 12-летний человек человеку с солидным жизненным опытом? Конечно же, свой характер. Не мамин и не папин, а свой — такой, какой есть и каким, скорее всего еще предстоит ему стать. Так зачем ломать через колено? К чему приведет желание матери «выстроить» свое дитя по своему подобию?
Да, Татьяна в свои детские годы хорошо училась. Закончила институт. На работе ее ценят. Но это вовсе еще не значит, что дочка по достоинству оценивает ее карьерный рост, деньги, которые мама зарабатывает для их семьи. Света ценит другое - это другое, как в сказке, она видит в семьях своих подруг. Там к именинам накрывается стол, и дом полон гостей. Мамы и папы интересуются не только учебой, но и концертными успехами своих дочек. Наконец, они вечерами вместе гуляют, у дочек и мам уже появились свои маленькие женские секреты.
Наверняка, что-то, а может быть многое из этого извечного дуэта «дочки-матери» есть в их семье, но ни мама, ни Света это не видят. Поза обвинительницы-мамы и ноша виноватой Светы — несовместимы для двух по-настоящему родственных душ и сердец.
Чем помочь этим несчастным людям? Их пытались привести, как говорится, к единому знаменателю учителя, наставники по кружку, инспекторы центра «Семья», но, как оказалось, мер этих недостаточно, чтобы мама увидела в своей дочке живую трепетную душу, а Света перестала бы прятаться в свой панцирь.
Последняя их ссора закончилась тем, что папа увез Свету к себе. Мама на какое-то время осталась одна. Совсем одна. Кто и что заполнит образовавшийся вакуум? Как объяснить, нет, не сослуживцам, соседям, родной матери, а, прежде всего, себе - почему дочь не с ней? Найдутся ли вообще слова, чтобы сказать, что с дочкой не сошлись характерами или «друг от друга устали», а, может быть, взять да дать отмашку отцу: «Расти теперь ты, я уже сыта этим воспитанием...»
Автор намеренно не называет настоящих имен героев этого материала. И не для пересудов, обсуждений наш рассказ. Наверное, более всего он адресован Татьяне, Светланке, отцу и тем родителям, которые, как признаются работницы отдела ЗАГС, при бракоразводном процессе в первую очередь кидаются делить имущество, отфутболивая детей от себя.
«Ребенок, - писал Виктор Гюго,— это грядущее». Что грядет завтра для тех, кто запутался в семейных распрях, кто взвалил вину за свои неудачи на ребенка? Ответ, думаю, найдут сами читатели.
