Екатерина Трубецкая родилась в Киеве — здесь ее корни, а умерла в далекой Сибири, в Иркутске. Там и похоронена. В детстве она не переносила вида крови. И это чувство сострадания к птицам и животным, к человеку пронесла через всю свою жизнь. Она была старшей дочерью камергера двора его императорского величества Ивана Степановича Лаваля (1761—1846) — французского эмигранта Жана Франсуа, для которого Россия стала второй родиной, — и деятельной миллионерши Александры Григорьевны Козицкой (1772—1850). Их капитал оценивался в 2 млн. 600 тыс. рублей серебром. Екатерина Ивановна получила прекрасное образование, хорошо пела, отменно играла на фортепиано. Ее руки добивались известные в России бароны, графы, князья.
Девушка из высшего общества
Лавали были тогда почитаемыми не только в российской империи, но и за рубежом. А их великосветский литературно-музыкальный салон на Английской набережной славился в те времена на весь Петербург. Изысканные манеры хозяйки и ее старшей дочери, их гостеприимство и остроумие; просторная, сверкающая зала для танцев; большая гостиная с украшенным фигурной лепкой и разноцветными узорами высоким потолком; старинные гравюры, фарфоровые блюдца с геральдическими вензелями; древнеримские статуи из мрамора; привезенные из Греции огромные вазы, которым было по 2500 лет, картины знаменитых итальянских художников; серебряные самовары, индийский хрусталь; прекрасно настроенные фортепиано (граф Иван Степанович Лаваль специально выписал из Неаполя знаменитого мастера-настройщика), вышколенная прислуга…
Несомненно, все это выгодно отличало приемы у Лавалей от аналогичных петербургских салонов. Гости собирались обычно по средам и субботам; иногда их число доходило до 300—400. Рауты, роскошные обеды, вечера с живыми картинами, детские праздники, концерты известных артистов, костюмированные балы, домашние спектакли сменяли друг друга.
Здесь не раз бывали царь Александр I и члены царской фамилии, историк Николай Карамзин, художник Брюллов, писатель и философ Петр Чаадаев, баснописец Иван Крылов, поэты Александр Грибоедов, Адам Мицкевич, Константин Батюшков, Петр Вяземский, Александр Пушкин и Василий Жуковский, известный политик Михаил Сперанский.
На рождественском балу в 1818 году молодая графиня Екатерина Ивановна долго танцевала с великим князем Николаем Павловичем. И каждый раз, приглашая ее на мазурку или кадриль, он галантно кланялся ей и говорил комплименты… А потом был еще случай — спустя шесть месяцев, на балу у графа Потемкина, они беседовали о древнеримской литературе, о стихах эллинских поэтов Архилоха и Алкея Мессенского, об английских обычаях и русских былинах. Великий князь даже назвал ее тогда "самой просвещенной девицей высшего света". Он был предупредителен, вежлив. Сама порядочность.
Кто бы мог подумать тогда, что через несколько лет все обернется иначе: он станет вместо своего старшего брата Константина императором России, а та, которой он всегда симпатизировал ("Вы обворожительны, Катрин!"), будет долго добиваться у него аудиенции, дабы по высочайшей милости ей разрешили отправиться за своим ссыльным, лишенным всех званий, наград и почестей, харкающим кровью мужем в далекую Сибирь. Видно, судьбе и Богу было угодно так распорядиться…
Венчание в Париже
Весной 1820 года семейство Лаваль совершило путешествие из Петербурга в Париж. Здесь Екатерина Ивановна познакомилась с тогда еще капитаном князем Сергеем Петровичем Трубецким, жившим вот уже несколько лет во Франции, тщательно изучая по заданию тайного общества "Союз благоденствия" опыт Французской революции 1789—1799 гг. Кроме того, в Париже Трубецкой старался пополнить свое образование: слушал лекции известных профессоров, прошел полный курс естественных наук.
От своей кузины княгини Татьяны Борисовны Потемкиной, жившей в столице Франции, Екатерина Ивановна знала, что Трубецкой за участие в Отечественной войне 1812 года награжден многими орденами, имеет два ранения.
При первой встрече он ей не понравился: молчаливый, озабоченный чем-то и вдобавок плохо танцует. Словом, не кавалер. Однако вскоре она поняла, что за этой его угрюмой молчаливостью, давящей озабоченностью скрывается пытливая, страстная, волевая натура. Они много спорили о Французской революции; Екатерина Ивановна полностью ее отвергала, резко критикуя деспота Робеспьера, насилие и террор. Трубецкой во многом был согласен с молодой графиней Лаваль, но к достижениям этой революции относил факт ликвидации дворянских привилегий и феодальных крестьянских повинностей, закрепление за крестьянами земли. В итоге Трубецкой и Екатерина Ивановна сошлись на том, что строить свое счастье на несчастье и крови других — безнравственно. А еще он был очень удивлен: такие любознательные и образованные женщины ему раньше не встречались. Судьба. 12 мая 1821 года они обвенчались в Париже, в русской православной церкви на улице Берри, и осенью того же года вернулись в Петербург. Теперь уже она была княгиней Трубецкой...
Единомышленница
Знала ли Екатерина Ивановна доподлинно, чем именно занимается ее муж? Исторические документы свидетельствуют о том, что Трубецкой постепенно вводил ее в круг своих друзей по тайному обществу, которые ставили основной задачей коренное переустройство общественно-политического уклада Российской империи. Вскоре Екатерина Ивановна стала своим человеком в среде заговорщиков. Она внимательно слушала их споры, волновалась за мужа. Что сулит будущее всем этим хорошим и, видимо, смелым русским офицерам, которые хотят ввести в Российской империи конституционные свободы? Что ждет ее саму — она ведь жена Трубецкого, человека, наиболее уважаемого заговорщиками?.. Руководитель Южного общества Пестель и его заместители Бестужев-Рюмин, Сергей Муравьев-Апостол — за физическое уничтожение царя и особ царской фамилии сразу после победы восстания. Это же кровь, террор! Добиваться свобод в Российской империи надобно иным путем: пропагандой, агитацией, мирными переговорами, широким просвещением народных масс, верой в Бога, неукоснительным выполнением христианских заповедей. Она всегда была против насилия, и Трубецкой в конце концов тоже стал разделять ее взгляды.
Прелести Малороссии
В январе 1825 года Сергей Петрович получил воинское звание полковника и по высочайшему приказу был назначен дежурным штаб-офицером в 4-й пехотный корпус, который дислоцировался в Киеве. Это открывало ему возможность непосредственного контакта с Южным обществом, позволяло вербовать из числа его членов союзников при разногласиях с Пестелем. Вместе с Трубецким в Киев приехала и Екатерина Ивановна. Здесь они жили до 7 ноября 1825 года в доме одного из руководителей Южного общества Василия Львовича Давыдова (теперь это улица Панаса Мирного, 8/20). Именно здесь, на том месте, где до 1971 года стоял домик Давыдова и где жил Трубецкой с женой, где он встречался со многими членами Южного и Северного обществ, разрабатывал планы консолидации этих обществ, организовывал вместе с женой обеды и ужины для декабристов, — сейчас возвышается современное строение, а на стене — мемориальная доска с барельефами Волконского, Давыдова, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина, Пестеля. А фамилии Трубецкого почему-то нет...
В Киеве на ярмарке Екатерина Ивановна у одного мужика купила "на память о Малороссии" крупные, украшенные искусным резным орнаментом деревянные бусы — три связки, разного цвета.
Эти бусы она потом надевала не раз — на балы, во время раутов и приемов. И всегда они ей напоминали утопающий в зелени древний Киев, подольскую летнюю ярмарку и болезненного вида мужика в длинной рубахе, потертых портках и лаптях — замечательного народного умельца. Дамы из высшего света Петербурга не раз спрашивали у нее потом, где она приобрела сии бусы — настоящий шарман: в Париже, Лондоне, Берлине?! А когда она отвечала, что в Киеве, на обыкновенной летней ярмарке, дамы хмурились и осуждающе качали головами: "Разыгрывать нас изволили, да? Нехорошо, милочка, нехорошо!".
Декабрьское восстание, или уроки Робеспьера
7 ноября 1825 года чета Трубецких покинула Киев и выехала в Петербург. Обстановка в столице империи, начиная с 27 ноября и в последующие дни, оставалась крайне напряженной. Музыка на разводах не играла, все спектакли в театрах были отменены, а в Казанском и Петропавловском соборах с раннего утра и до позднего вечера служили панихиду по умершему в Таганроге Александру I.
Народ и армия присягнули Константину, но тот в столице не появлялся — крутил в Варшаве любовь с полькой Грудзинской. Наступило междуцарствие…
А в кабинете Трубецкого, на первом этаже дома Лавалей по Английской набережной, почти беспрерывно шли совещания членов тайного общества… Екатерина Ивановна молилась за мужа и его товарищей; здесь же, во время совещаний, знакомилась с новыми для нее людьми — Пущиным, Кюхельбекером, Каховским, братьями Бестужевыми, Рылеевым, Якубовичем, Одоевским, Шереметевым, Розеном, Анненковым...
На российский престол взошел Николай I, начиналась новая эпоха. Выступать заговорщики решили 14 декабря, а руководителем ("диктатором") восстания выбрали князя Трубецкого.
Но князь не явился на Сенатскую площадь 14 декабря, не стал в мятежное каре и войско не возглавил. Он понимал: восстание обречено на поражение, собрать нужного количества офицеров и солдат не удалось. Значит, добиться победы только демонстрацией силы, без крови, не удастся. Ну а вторым Робеспьером он быть не хотел, он же поклялся жене!
Жестокая расплата
Восстание на Сенатской площади было жестоко подавлено, а утром 15 декабря Трубецкого арестовали. Екатерина Ивановна осталась одна. 12 июля 1826 года был вынесен приговор заговорщикам. Пятеро (Пестель, Каховский, Бестужев-Рюмин, Муравьев-Апостол и Рылеев) были повешены, а Трубецкой был осужден по первому разряду — вечная каторга. 23 июля 1826 года с первой партией ссыльных он был отправлен этапом в Сибирь, в город Иркутск. Екатерина Ивановна давно решила: она должна быть там, где муж. Но для этого необходимо было специальное разрешение царя, который в конце июля 1826 года направился со свитой в Москву. Именно там должна была состояться его коронация.
Трубецкая с трудом добилась аудиенции у царя — их встреча состоялась в доме генерал-губернатора, на Тверской. Николай I был зол. Он не понимал этой женщины, не понимал, почему она упорствует. За свое еще недолгое царствование он уже привык к тому, что ему никогда не перечат.
— Поймите, мадам, то, что вы задумали, — безрассудство, глупость даже! Еще и за подруг просите! Зачем вам оный Трубецкой, а?! Отныне вы, княгиня, — свободны, не связаны более узами супружеского союза с каторжником Трубецким. Мы так хотим. Повелеваем!
— Простите, Ваше Величество, но Сергей Трубецкой — мой муж, и разлучить нас может лишь смерть. Я должна ехать к нему… в Сибирь.
— Учтите, как только вы пересечете Урал, то сразу же потеряете все дворянские привилегии. Вам придется навсегда распрощаться с титулами, доходами, поместьями! И дети ваши, кои родятся в Сибири, — тоже не будут дворянами, они поступят в казенные заводские крестьяне! Вас сие устраивает?!
— Ваше величество, я должна быть с мужем…
— Вам, мадам, будет строго-настрого запрещено давать своему ссыльному мужу деньги и вещи. И никто из родных — абсолютно никто, запомните! — не будет сопровождать вас, когда вы поедете в Сибирь. А главное — вы навсегда лишитесь права вернуться в Россию. Навсегда, мадам!
— Ваше величество… я согласна на любые условия. Лишь бы всегда быть вместе с мужем, помочь ему!
Царь выдал ей письменное разрешение, но гнев его не знал границ...
Подвиг во имя любви
27 июля 1826 года в сопровождении секретаря графа Лаваля швейцарца Карла Воше Екатерина Ивановна отправилась в Сибирь, вслед за мужем. Она была первой; она дала толчок, показала пример. А за нею двинулись ее подруги: Мария Волконская, Александра Муравьева, Елизавета Нарышкина, Александра Ентальцева, Наталья Фонвизина, Полина Гебль, Александра Розен, Мария Юшневская, Ле Дантю. Верные жены осужденных декабристов, бесстрашные их невесты.
Это был подвиг. Во имя любви, долга, высоких жизненных идеалов.
Более шести недель догоняла Екатерина Ивановна с Карлом Воше своего мужа. Они мчались без долгих остановок, почти без отдыха; быстрая смена лошадей на почтовых станциях, короткая трапеза — и снова в путь. Денег она не жалела, лишь бы поскорее увидеть мужа... Дорогой Трубецкая простудилась и тяжело заболела; Воше хотел остановиться, подлечить ее, но Екатерина Ивановна не позволила. Вперед! Только вперед!
В середине сентября они были в Иркутске. Здесь уже стояла зима: лежал снег, мороз доходил до пятнадцати градусов. В Иркутской тюрьме Трубецкой впервые после долгого перерыва увидел жену. Гремя кандалами, Сергей Петрович бросился к Екатерине Ивановне. Слезы брызнули у него из глаз: он даже и надеяться не мог на такое счастье: "Катюша, родная!".
Дальше путь его лежал в Нерчинск, на рудники. Туда же отправилась и Екатерина Ивановна…
Осужденные декабристы работали в глубоких, дышащих холодом штольнях. За день необходимо было добыть киркой три пуда руды на каждого и вынести ее наверх на носилках. Работа была тяжелой, изнурительной. Чахотка косила людей. У Сергея Петровича болели раны, полученные под Лейпцигом в 1813 году; ныла грудь, частые приступы кашля сопровождались кровохарканьем.
Трубецкая сняла домик на Благодатском руднике. В декабрьскую стужу, когда заключенных гнали на работу, она передала им однажды все теплые вещи, даже тесемки от своих меховых сапожек — пришила их к шапке-ушанке одного из каторжников. Потом отморозила ноги, долго болела. Много ей пришлось тогда пережить: издевательства и грубость конвоиров, насмешки начальника нерчинских заводов Бурнашева и горного офицера Рика, оскорбления генерал-губернатора Восточной Сибири Лавинского. Но духом она никогда не падала; на душе было светло, радостно: она снова с мужем! Два раза в неделю!
Трубецкая покупала на свои деньги для заключенных продукты, писала от их имени письма домой (каторжникам не разрешалось вести переписку).
Летом нерчинская тайга играла на солнце разноцветьем красок: ярко-зеленая листва деревьев, розовая кипень цветущего багульника, желтые камнеломки, белые ромашки, огненно-красный иван-чай. Во время ежедневной кратковременной прогулки — в кандалах, в сопровождении часового — Трубецкой срывал цветы на своем пути, делал букет и незаметно оставлял его на земле — для жены, которая шла следом (во время прогулок каторжникам запрещались сношения с внешним миром).
А дальше были Читинский острог, куда перевели Трубецкого и других декабристов, тюрьма Петровского завода. Потом — поселение в Оеке, что в 30 километрах от Иркутска, и наконец, — Иркутск. В 1828 году с Трубецкого, как и с других декабристов, сняли кандалы, а еще через год — разрешили видеться с женой у нее на квартире, куда Сергея Петровича сопровождал конвойный.
В 1830 году у Трубецких родилась дочь Александра. До этого детей у них не было. Екатерина Ивановна много раз ездила лечиться на воды в Баден-Баден, но это не дало результатов. А вот здесь, в далекой и холодной Сибири, среди невзгод и тяжких испытаний, она вдруг стала рожать одного ребенка за другим. Удивительная штука жизнь! Восьмерых детей подарила Екатерина Ивановна Трубецкому; условия, правда, были жестокие, четверо умерли, а вот дочери Александра, Елизавета, Зинаида и сын Иван — выжили. Они стали высокообразованными, уважаемыми людьми.
Поступками Трубецкой восхищались современники. Поэт Некрасов воспел ее в своей знаменитой поэме "Русские женщины", а польский писатель Словацкий посвятил ей роман "Ангелли", который в 1833 году был переведен на французский язык и опубликован в Париже. Письма Трубецкой из Сибири в Петербург — матери и сестре Зинаиде — читал со слезами весь высший свет столицы империи; письма эти переписывались, передавались из рук в руки.
Французский путешественник и литератор маркиз Кюстин опубликовал в 1839 году в своей наделавшей много шуму в Европе книге "Николаевская Россия" письмо Трубецкой из Сибири в Петербург, Николаю I, которое заканчивалось словами: "Я очень несчастна, но если бы мне было суждено пережить все снова, я поступила бы точно так же…". В этих словах вся Трубецкая! Ни лишения, ни жгучие сибирские морозы, болезни и неудобства, отмороженные ноги и оскорбления со стороны чиновников разных рангов, ничто не могло поколебать ее веры в правильность выбранного пути.
Дважды она потом еще обращалась к царю с просьбой. Первый раз — после отбытия Сергеем Петровичем каторги, перед выходом на поселение, — дабы Николай I разрешил поселиться мужу, ей и детям в каком-либо из городов Западной Сибири — в Красноярске, например, или в Тобольске. Царь отказал, выразив при этом крайнее недовольство тем, что ему снова осмеливаются напоминать о человеке, который стоял во главе заговора. Возможно, Николай I ждал от нее иного письма — полного раскаяния и слезных просьб о помиловании Трубецкого вперемешку с великосветскими извинениями за грехи мужа, покорности и лести. Но ничего подобного в ее прошении он не обнаружил, потому и разгневался снова не на шутку. Экая упрямая гордыня! Никаких Красноярсков и Тобольсков! Пусть подыхает со своим чахоточным карбонарием в забытом Богом захолустье!!
А вот второй раз — в 1846 году — к царю обратилась напрямую (но по просьбе Екатерины Ивановны) уже графиня Александра Григорьевна Лаваль: она просила Николая I разрешить ее дочери приехать в Петербург, дабы проститься с умирающим отцом. И снова царь отказал. Не помогло даже то, что граф Лаваль был камергером двора, имел большие заслуги перед Российской империей.
Скромная эпитафия
Умерла Екатерина Ивановна 14 октября 1854 года в Иркутске, от туберкулеза. Ее хоронил весь город; сибиряки любили эту женщину, преклонялись перед ее мужеством, стойкостью, бескорыстием.
Недавно я побывал на могиле Трубецкой. Старинная Знаменская церковь стоит на правом берегу Ангары, на окраине Иркутска. Вблизи металлических ворот, над которыми висит икона, — могила. Высокая чугунная ограда из остроконечных прутьев. Надгробье из камня. Большая и толстая чугунная плита, на ней выбиты крест и надпись: "Здесь похоронена жена декабриста Трубецкого Екатерина Ивановна Трубецкая, умершая 14 октября 1854 г., и ее дети Никита, Владимир и Софья". И все. И больше ни слова. Как будто эта сухая лаконичная надпись может рассказать что-то особенное о человеке, может поведать о его мыслях, чувствах, поступках!
Трубецкой пережил жену. После амнистии 1856 года он вернулся в любимый им Киев, жил здесь несколько лет. Умер он 22 ноября 1860 года в Москве на руках сына Ивана и декабриста Батенькова. Похоронен Сергей Петрович на кладбище Новодевичьего монастыря, неподалеку от Смоленского собора Москвы.
