психология женщины
Бабка Нюра не по годам звонкоголоса, смешлива, с молодым блеском темных глаз. Даже седые косички заплетает по-детски, связывая их трогательным узелком на затылке. Пневмонию она «заработала», как сама выразилась, только «благодаря» своему упрямству и гордыне.
Надо было перебрать картофель перед посадкой, но сын и сноха на все мамкины доводы и нуду отмахивались, мол, еще успеется, да и холодно в сенцах, куда обычно рассыпали клубни для прогрева. Раздосадованная на своих «неслухов», бабушка Нюра, улучив момент, пока все были на работе, спустилась в погреб и принялась чалить полнехонькие ведра наверх. Из тепла натопленной избы да в студеную темень и сырость. И снова туда-сюда, как маятник, металась непоседливая хозяйка. Какой организм может выдержать такую нагрузку?! В горячке и без сознания нашли ее возле открытого творила, тут же вызвали фельдшерицу и доставили в районную больницу.
Едва очухавшись и придя в себя, она тут же вытребовала к себе внучку-медичку и настойчиво приказала ей достать пенициллину, который считала чудодейственным лекарством исключительно от всех хворей и болячек. На удивление врачей и всех обитателей палаты новая соседка быстро пошла на поправку.
Когда нам плохо, наступает какой-то кризис в жизни, то спасения мы ищем везде и всюду. Но жизни без кризисов не бывает, поэтому все силы нужно прикладывать на их преодоление, а не на то, чтобы пытаться увернуться.
Многих в такие моменты мучает одна мысль: невезение преследует только меня, все проблемы заключены во мне самой, неудачнице по жизни. От таких переживаний становится еще труднее выбраться из стресса.
Психологи утверждают, что возрастные кризисы миновать не удается ни одному человеку, правда, проходят они у всех по-разному, в зависимости от характера, мироощущения, образа жизни и пр. В какой-то степени облегчить жизнь в периоды кризисов помогает осознание, что это случается не только с вами, но и с другими людьми тоже. Многие слышали про кризис среднего возраста, про переходный период у детей, а вот про другие возрастные кризисы мы знаем гораздо меньше.
Минуты откровения, они бывают как у мужского пола, так и у девического. Не раз звучали рассказы, окрашенные яркими эпизодами распрощания с девственностью. У кого-то это, как неизбежность, и до замужества. У кого от нахлынувших чувств. У кого от удобного момента или просто из интереса. Еще от избытка выпитого. Вроде как в беспамятстве. Все нюансы происходящего трудно, почти невозможно описать. Я тот человек, который всех понимает. И ни в коем случае не осуждает. У каждого своя история. В этом и есть индивидуальность и неповторимость.
А вот свое прощание с девственностью я никогда не забуду. Меня, наверное, можно назвать осколком того поколения, для которого слово «девственность» было ключевым в моральном кодексе девушки. Но, если говорить честно, некоторые мои сверстники беззаботно отвергали всякие там замки, ключи и мамины предупреждения, считая всё это предрассудком. Я же с малолетства попала в ежовые рукавицы своей мамы, которая сумела вложить в мою детскую головушку жёсткий свой монолог под названием: «Береги честь смолоду».
Это мамино назидание прямо застряло в моих не очень разветвлённых извилинах, и я гордо несла его через свою юность. И хотя многие говорили мне, что я красавица, мои отношения с мальчиками складывались на основе дружбы. Я достойно дружила с мужским полом, и зерном моего девичества было – друг, скорее – лучший друг. Все знакомые мальчишки очень уважали меня. И, если устраивались мальчишники на лыжах, игры в шахматы, даже пьющие вечера, – приглашалась из женского пола только я. Одним словом – свой пацан. Видно, слово «друг» умела оправдывать.
Когда Таня в первый раз получила двойку, мать, рассерженная на эту провинность, сказала: «Будешь так учиться, пойдешь на ферму, как Саня, хвосты свиньям крутить!» Танюшка засмеялась, представив долговязую фигуру пожилой свинарки, которую никто в их деревне и за женщину-то не принимал. Уж очень непривлекательным выглядел образ Сани, бредущей в разбитых бахилах по раскисшей после дождя улице. Сельские ребятишки любили передразнивать ее, заводя в тон монотонно и протяжно: «Ч-у-у-х!», Ч-у-у-х!!». Так Саня созывала колхозных свиней, разбредшихся по овражкам и прибрежным талам.
Саня, как видно, давно уже не обращала внимания на косые взгляды, усмешки и подшучивания односельчан. Ее ничуть не смущали огромные, в вечных цыпках - под стать гренадеру - ножищи. Весной и до самых осенних холодов, она ходила босиком, и как только выпадал снег, до первых проталин щеголяла в резиновых или кирзовых сапогах самого последнего размера. Никакие валенки на ее ногу не налезали, и, казалось, что она совсем не чувствовала холода, сырости, пронизывающего ветра, который часто задувал в осеннюю непогодицу с Вятского дола.
Саня совсем не обращала внимания и на свою одежду. Обычно на ней красовалась темная, из грубого сукна длинная юбка в сборочку, простенькая, в мелкий горошек или цветочек кофта навыпуск. Седые косички покрывала старенькая шаленка, которая на голове не держалась, а все норовила сбиться набок. Саня от этого досадовала, все грозилась перейти на мужские шапки. Собственно, вообще, немногое из того, что она ела, пила, отдыхала, ходила ли на праздник, имело для нее какое-то особое значение. Она была одержима самым главным смыслом ее бытия – работой.
В один из летних дней обитатели нашей общаги узнали от вахтерши тети Любы, что к нам - сразу на все четыре этажа - заселяют отпущенных на вольное поселение зэчек. Даже само это слово звучало пугающе, как змеиное шипение, и слышалось в этой исковерканной аббревиатуре что-то унизительное и, в то же время, угрожающее…
Разумеется, никто такому соседству не обрадовался. От греха подальше, но более всего, от нежелательных новоселов, из сушилок убрали белье, и даже рабочие башмаки, фуфайки, спецовки предусмотрительно были упрятаны в тесные шкафы наших комнатушек.
