Балтин
Не из Вавилона изъят ли дом? Вихрем магической силы перенесён сюда, в современность (всякая, впрочем, достаточно условна, учитывая равнодушие серого временного потока), он возвышается всего-то четырёхэтажно, а кажется – громоздким, и широкие стекла окон сияют, обещая сокровища.
О, перечисление потребовало бы массивного каталог, ибо из зала с мумиями бледный, худой и растерянный человек попадал в мастерскую алхимика, где в пузатой колбе, мерцавшей золотисто-зелёным цветом, мерно вызревал гомункулус, а человек в странной хламиде со слезящимися глазами разглядывал ампулу, ожидая от реакции, творящейся внутри, чуда; залы наплывали, громоздились чучела, причём крокодил распахивал пасть на пёстрые церковные витражи неизвестного века изготовления, а гиена круглоглазо глядела на византийские эмали – виртуозного мастерства и наивного изображения.
Монеты были разбросаны по полу, но дукаты это, или дублоны, некогда было разбирать, ибо вихрь нёс человека выше – в новые залы, где гудели, не трогаясь с места паровозы, а щеголь прокатывал мимо на костотрясе; всё текло, мешалось, переливалось, плыло: мерцала воды озёр, и тотчас взлетали светящиеся, разноцветные фонтаны; королевские книги повелевали старинными пергаментами, а сундуки шли войною на копилки, пока бородатый художник, напружив все мышцы, творил за мольбертом портрет оной битвы; человек стремился выше, анфилады комнат пропускали его, и зеркала одной, сменялись музыкальными шкатулками другой, но звучали все вразнобой, и, казалось, сейчас полетят из них в разные стороны шестерёнки и винтики; слышался смех, шарканье по портрету, но людей не было видно; в лицо пахнуло аптекой, и тут же открылась стойка, за которой субъекты с мрачными, тупыми лицами палачей хлестали пиво – при чём никто им не наливал.
Они собирались, свидетели событий, которым не повториться, они думали, как писать, что фиксировать, как проповедовать слово...
Чрево повесившегося Иуды уже расселось, выпустив дымящиеся кишки на землю, и Пётр трижды отрёкся по речённому, но кроме собственных его слёз это не вызвало никаких последствий..
Многое было им сказано, ещё о большем умолчано, и собирая среднее между услышанным и догадкой, никак не могли они решить, как должны выглядеть тексты, уходящие в вечность.
Лабиринтики - так больше подходит большинству, ибо лабиринт с Минотавром и Ариадной, дающей нить, надо заслужить - дерзновением, отчаянием, может быть...
- Маш, опять денег не хватит.
- Кто виноват? Зарабатывай больше!
Они начали гонять мяч на небольшой лужайке, и дядя Витя и дядя Валя поражены были ловкостью, с какой это делает отец.
Несмотря на живот, папа был лёгким и подвижным, и мяч, точно привязанный к ногам, слушался его замечательно.
Его мальчишка – увалень, предпочитавший чтение играм, смотрел на отца с восторгом, и поражённые друзья семьи, спрашивали: Как это ты, Лёвка, а? Не ожидали…
