Субботними дежурствами на службе, куда ходил 30 с гаком лет, тяготился чрезвычайно: с девяти до пяти сидеть в читальном зале библиотеки, которой почти никто не пользуется: кажется, время не пройдёт, и освобождение не мыслимо.
Сидел за компьютером, читал, играл на бильярде, сам сочинял нечто – то в рифму, то нет – вздыхал, выходил курить…
Время тянулось: впускало в себя, точно чтобы поиздеваться; за окнами был детский сад, пустующий по субботам, и, глядя на гривы деревьев, думалось о капле человеческой жизни в природном устройстве: капле столь малой, что, в сущности, и не имеет она значенья.
Сквозная, из ажурных металлических сеток беседка, окружённая тополями, находилась у больничной ограды – видно было, как люди идут по делам, слышались обрывки таких банальных, и таких важных разговоров; а дальше возвышались огромные коробки общежитий разных институтов – издалека казались тонкими они: будто ветер мог бы снести.
В беседке – мать с сыном; и пожилой сын, глядя на маму, слушая, как стала говорить, думает, что оптимизм – недобрая выдумка блуждающего чьего-то, неумеренного рассудка…
А мама старается вести себя, как обычно: бодрая всегда и деятельная, в 81 год попавшая в реанимацию с мерцательной аритмией, обещает она:
Бабушка склонялась над ним, внучком, ворочавшимся в огромной постели, точно вьющим себе ночное гнездо, склонялась, спрашивала: "Удовно?" Именно так, немножко неправильно, мило, уютно.
Он вздрагивал, выплывая из дрёмы; он, взрослый, сидел в автобусе у окна, мимо летели лентами такие знакомые пейзажи, мелькали дальние городишки, дачные поселения – большие, как страны.
Вчера позвонил брат, сказал, что бабушка умерла, и вот утром ехал на Киевский вокзал, колебался: автобусом, или электричкой добираться до Калуги, пошёл на автобус всё же…
Шарики – маленькие и красные, с белыми номерками – раскатились по полю детского бильярда – и сосед воскликнул радостно: Ого!
…сидел за монитором, писал, когда звонок в дверь вырвал тебя с мясом из недр очередного рассказа.
Открыл: на пороге сосед:
Полно детей – счастье заливает детские площадки, несмотря на иногда вспыхивающие ссоры, льющиеся слёзы; у Андрея и Маши родился третий, и устойчивая компания на время сократилась: пока не до гуляний.
…плоский штык зла, всаженный в тело народа, сильно расслоил его – метафизический штык, разумеется, о последствиях действий которого можно рассуждать, но его нельзя увидеть.
Богатые особняки, мир закрытый приёмов, где паркеты из различных пород драгоценной древесины, блестят, и огни отражаются в них.