- Эй, Тумба! Тебе записку передали! – рука Шаврова, перемазанная вперемешку зеленкой и чернилами (только что из пустого стержня для авторучки мастерил «стрелку», которую потом, разумеется, с наслаждением будет втыкать в ее объемную спину), протягивает ей сложенный в узкую полоску листочек бумаги, выдранный из тетрадки.
Она разворачивает записку, и читает: «Ты жырная свенья!». Глаза, еле видимые за толстыми щеками, презрительно смотрят на приславшего записку – Юрика Завойского, красавчика и начинающего атлета. Комкает бумагу и сует ее в портфель. Ничего нового. Такие вот «послания» ей шлют постоянно.
15 лет
- Тумба, держи записку! – рука Шаврова, украшенная синим крестиком (этим летом экспериментировали – с ребятами делали друг другу татуировки), бросает ей на колени сложенный конвертиком листок бумаги.
Привычным движением разворачивает: «На какой свиноферме тебя так хорошо кормили летом?» Почерк незнакомый, наверное, это новенький расстарался – зарабатывает авторитет среди одноклассников.
17 лет
На выпускном вечере Тумба стояла рядом с любимой своей учительницей – Зоей Терентьевной. Учительница не танцевала по причине глубокой ветхости, а она – потому что никто не звал, да и не особо хотелось. Зоя Терентьевна остановила за рукав пробегавшего мимо Шаврина (лицо красное, вспотевшее, изо рта за версту разит портвейном):
- Игорек, пригласи Наташу на танец.
- Чо эт я-то? Я чо вам, свинопас? С чушками пусть этот, как ево … Дуров пляшет! – с трудом, но припомнил, как фамилия знаменитого клоуна, выступавшего в цирке с ученой хавроньей. Видать, бабушка, пока была жива, успела-таки прочесть Шаврину-внуку пару книг.
Зоя Терентьевна аж затряслась от гнева, стала хватать ртом воздух, и Наташа, вздохнув, повела ее в угол, где стояли столы с минералкой и нехитрыми бутербродами. Пока учительница запивала свои таблетки водой, пристукивая зубным протезом по тонкому ободку стакана, Тумба обернулась кругом и сама себе (а оказалось – вслух) произнесла: «Наконец-то не будет больше этой чертовой школы!»
Из слабых рук учительницы выпал стакан.
19 лет
Наташа впервые влюбилась. Он был ее однокурсником. От того, что он не обращал на нее никакого внимания, то ли по какой другой причине, Наташа стремительно стала таять, как свеча. Через полгода все старые платья уже висели на ней мешком. Разительные перемены произошли в ее облике. А однокурсник женился на «перспективной» невесте – щуплой и носастой соседке по дому.
20 лет
Шаврин, отсидев в тюрьме отвешенные ему за грабеж пять лет, вернулся в родной городок. Три дня сиднем сидел дома, жрал с батей самогон, приготовленный запасливым папашей загодя в большом количестве (по себе знал, как нужно это «лекарство» вернувшемуся из мест не столь отдаленных). Четвертый день отлеживался, лечился рассолом. На пятый выполз на свет Божий.
На бульваре, ставшим за последние годы запущенным и неухоженным – все вдруг увлеклись политикой и дележкой имущества, а заниматься хозяйством стало некому – повстречал чудесную девушку. Тоненькая, высокая, с лукавыми глазами, длинными, «аппетитными» ножками. И вдруг сам себе подивился, и стал бегать за ней, как собачонка. В любви неумело клялся, на коленях стоял (хорошо, кореша не видели!), обещал весь шар земной к ногам ее прекрасным положить. А она только посмеивалась, и благосклонно принимала его ухаживания, не подпуская к себе.
Через три месяца, день в день, она отдалась ему. Без всяких условий, без намеков на будущее – просто пришла к нему домой, и на его кровати, не совсем свежей, отдалась. Шаврин от счастья чуть с ума не сошел.
Юра Завойский, ставший за последние годы солидным предпринимателем, поглядывая на часы, прогуливался у подъезда дома удивительной девушки, с которой познакомился совсем недавно. Или давно? Сам не может понять – теперь для него три месяца много или мало? Дел невпроворот, а он тут, как юноша экзальтированный, с букетом дежурит. Еще к заболевшей матери нужно заскочить после свидания. «Папку благодари, за его здоровье свечки в храме ставь!» - нет-нет, да приговаривала мать, когда он сообщал ей об очередных своих успехах.
Дверь подъезда распахнулась, и Юра аж отступил на шаг, увидав свою возлюбленную. «Ей Богу, она земли не касается, когда идет!» - подумал про себя. А она, небесное создание, огорошила его предложением:- «Поехали к тебе, золотой мой. Хочу тебя поближе узнать».
Разумеется, Юра к тому времени успел обрести богатый опыт общения с противоположным полом, но такого секса, такого любовного акта у него никогда не было. А потом она встала, сходила в душ, быстро накинула на себя легкий сарафан, и выскользнула за дверь. Юра только и успел, что на ходу натянуть тренировочные штаны и выбежать за ней следом. Внизу, двумя пролетами лестницы ниже, слышались легкие шаги уходящей девушки, а у самой двери стоял угрюмый парень с растатуированными руками.
«Ты, значит, Юрок, мою бабу тащишь?» – знакомым голосом спросил парень, а затем неуловимым движением ткнул чем-то Завойского в живот. Юра зажал руками место, куда ударил Шаврин, и увидал, как между пальцев полилась темная кровь, орошая метлахскую плитку площадки.
Суд определил Шаврову шесть лет. Юра едва вырвался из лап смерти. Оба позже – один на зоне строгого режима, а другой – у себя дома, получили одинаковые письма: «Спасибо за чудесное время провождение. Ну, и каково было переспать со свиньей? Тумба».
Несколькими годами позже
Окончив институт, Наташа вышла замуж, родила двоих детей, и вдруг почувствовала, что вновь заплывает жиром. Однако, бороться с этим не могла и не хотела: днями напролет занималась своими мальчиками и постоянно что-то жевала.
Муж отвернулся от нее, но уйти из семьи к красавице-любовнице так и не решился. Неоднократно, годы спустя, она встречала на улице и Юру Завойского, и Шаврина. Однако ни тот, ни другой не признали в ней ту самую девушку, сводившую когда-то их с ума. Соседки вернули ей, утраченное было, прозвище «Тумба».
