другие авторы
Пушкарево – большое, крепкое село. Таким я его запомнил, когда тридцать лет назад заезжал туда к родственникам. Шумное было село – из каждого двора мычанье да блеянье раздавалось, петухи орали с утра до вечера.
Основал Пушкарево во времена петровские боярский отпрыск Пушкарев, сохранив и живот свой с домочадцами, и веру старую. Вокруг его поселения быстро вскипела жизнь – шел народ, вставал табором, а через какое-то время обзаводился своим домом и двором. Плодились густо, с перебором, но на это не сетовали – Бог детей любит. С царями и царицами не ссорились – жизни столичной сторонились, всякий Указ выполняли в срок и досконально. Налоги и подати уходили в полном объеме туда, куда им было положено, и власть не трогала староверческое село. Жили по Божьему закону.
Начало двадцатого века внесло коррективы в жизнь. Замелькали на улицах люди в военной форме, с наганами да ружьями. То и дело грабили, забривали мужиков в свои воинства. Но лихолетье с горем пополам одолели, вернулся мир на землю. Но тут снова чужаки повадились в Пушкарево. На это раз были те люди страшнее и белых, и зеленых и даже красных. Кожанки на мужчинах, красные косынки на головах женщин. Все с револьверами, все злые до невозможности.
Что ни говори, но у каждой из нас случаются в жизни поучительные моменты, осознавая которые, мы созреваем. Можно сказать, опыта набираемся, и выводы про свою жизнь правильные делаем. Но особенно хорошо, если мы правильные выводы делаем, учась на чужих историях, а не на своих собственных. О чем я? Вот история, которую я помню много лет.
Когда-то я жила в еврейском квартале города Кишинёва на улице Жуковского. Это недалеко от парка Святого Чел Мари (Стефана Великого). В нашем квартале люди неординарные проживали. И самые невероятные истории там происходили, причем для их участников с одной стороны, вроде, как трагедия, а если с другой глянуть, то и от смеха можно надорваться.
В смешливом нашем дворе случилась одна история: мелодрама, трагифарс, драмкомедия – как хотите, так и называйте! Жила в нём Фирочка, она же Фира Соломоновна. Размером Фирочка была с симпатичного слоника - метр на метр. У неё был муж, Изя - хиленький, тщедушный такой, невысокого росточка, но самый лучший сапожник во всём квартале. Сидел он в уголке двора и всё тюкал-тюкал молоточком своим, выполняя высокого класса работу.
Привезли его под вечер. С каталки свешивалась рука, с поистершимся синим якорем, пегая борода торчала поверх простыни. Медсестра Маша, с которой мы разговаривали перед тем, пояснила:
- Беднягу сняли с льдины. Рыбачок. Предынсультное состояние, шок. Себя не помнит. Документов не было – только ящик с рыбацкой ерундой. Пока напишем «Неизвестный». Мы их меж собой «Потеряшками» зовем.
«Потеряшку» завезли в мою палату, переложили на соседнюю койку. Спрашиваю у Маши:
- Эй, Тумба! Тебе записку передали! – рука Шаврова, перемазанная вперемешку зеленкой и чернилами (только что из пустого стержня для авторучки мастерил «стрелку», которую потом, разумеется, с наслаждением будет втыкать в ее объемную спину), протягивает ей сложенный в узкую полоску листочек бумаги, выдранный из тетрадки.
Она разворачивает записку, и читает: «Ты жырная свенья!». Глаза, еле видимые за толстыми щеками, презрительно смотрят на приславшего записку – Юрика Завойского, красавчика и начинающего атлета. Комкает бумагу и сует ее в портфель. Ничего нового. Такие вот «послания» ей шлют постоянно.
15 лет
Весна. Звонкая, веселая капель барабанной дробью отбивала ритм в весенних лужах. Яркое солнышко брызнуло в глаза. Она зажмурилась. Легко перепрыгнула ручеек, но, поскользнувшись на талом снегу, угодила ногой в лужу. Брызги полетели во все стороны.
В этот чудесный весенний денек ничто не могло испортить ей настроения. Она весело рассмеялась, но вдруг смущенно замолчала, поймав пристальный взгляд молодого мужчины. Высокий, в распахнутом пальто, он с улыбкой наблюдал за ней.
- Давайте, я помогу вам выбраться из лужи.
